Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина

– А–а, – поскучнел Второй Мыслитель. Но тут же вскинулся. – Послушайте, что значит – просто попал? Вы уверены, что он просто попал? А может быть… – он оглянулся на дверь и понизил голос до шепота, – может быть, его попали?

– Вы думаете? – удивился Первый Мыслитель. – Очень интересная мысль. Странно, что мне самому это не пришло в голову. Но здесь есть кое–что поинтереснее.

– Где? – нетерпеливо спросил больной. – Я не вижу.

– Вот, – сказал гость и ткнул пальцем в заголовок большой подвальной статьи: «Влияние социальных условий на антропологический тип».

Второй Мыслитель по привычке заглянул в конец статьи и прочел подпись: К. Ушастый, кандидат биологических наук.

31

Статья была ученая. В ней проводилась такая мысль, что поскольку Октябрьская революция в корне изменила не только социальные условия жизни в нашей стране, но и внутренний мир человека – его отношение к труду, к обществу, – это непременно должно привести и к внешним изменениям облика, а именно: со временем советский человек будет так же отличаться от всех остальных людей, как хомо сапиенс отличается от неандертальца. Конечно, эти изменения произойдут не сразу, но если, как учит нас марксистская диалектика, постепенные количественные изменения переходят в скачкообразные качественные, то нет ничего удивительного в том, что у отдельных людей, отличающихся последовательностью своих идейных убеждений и ясностью мировоззрения, уже сейчас становятся заметны антропологические изменения, которые в первую очередь, естественно, отражаются на строении черепа. Многочисленные и авторитетные исследования, утверждал автор статьи, неопровержимо показывают, что такие изменения происходят в сторону удлинения черепа вследствие удаления жевательных органов от мыслительных центров. «Такие изменения, – развивал свою мысль Ушастый, – наблюдались и буржуазными учеными. Наиболее передовые из них отмечали, что длинноголовые (долихоцефалы) обладают, как правило, более сильным интеллектом, чем круглоголовые (брахицефалы),[8] но ограниченность мировоззрения не позволила этим ученым (должно быть, они сами были недостаточно длинноголовыми) подняться до истинного понимания подобных явлений. Эти ученые на первый план выдвигают расовые различия, в то время как наша наука, опираясь на единственно правильное учение Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина, расовому подходу к явлениям противопоставляет подход классовый».

Второй Мыслитель отложил газету.

– Что это такое? – спросил он слабым голосом.

– Это новое научное открытие, – сказал Первый.

– Это дикость! – закричал Второй Мыслитель.

– Не большая дикость, чем все остальное. Подумайте сами. Предателя и труса объявляют героем. Вместо него хоронят лошадь. Все говорят, что вдова на похоронах была подставная и сын тоже.

– В таком случае, – усмехнулся Второй Мыслитель, – им следовало бы привести кобылицу и жеребенка.

– Сейчас не время для шуток, – строго сказал Первый Мыслитель. – Вы не понимаете. Это все не так просто. Как вы думаете, для чего они затеяли всю эту историю с черепом?

– А… – Второй Мыслитель махнул рукой, откидываясь на подушку. – Просто положили, что подвернулось под руку. Они же не знали, что этот пьяный дурак споткнется и уронит гроб.

– Вы, как всегда, ошибаетесь! – радостно закричал Первый Мыслитель. – Они никогда просто так не спотыкаются. Они сделали это нарочно.

– Но для чего?

– В том–то и дело. Для чего? А вы сами подумайте.

Второй Мыслитель напрягся, но тут же лицо его прояснилось.

– Понимаю, – сказал он радостно. – Как Калигула объявил своего коня сенатором, так они…

– Чепуха! – резко оборвал Первый Мыслитель. – Калигула сделал коня сенатором, но сам он конем не был, а здесь намек на совсем другое.

– На что же? – нетерпеливо вскрикнул Второй Мыслитель.

– А вот на что! – Первый Мыслитель достал из бокового кармана газету «Правда» с портретом Сталина и развернул ее пред своим собеседником. – Вот вглядитесь в этот портрет.

Второй Мыслитель вгляделся. Двумя глазами, потом каждым глазом по отдельности.

– Ну и что, что? – вопросил он нетерпеливо. – Говорите же, что вы имеете в виду!

– А вы сами не видите?

– Нет, сам я не вижу, – раздражился Второй.

– Надо быть слепым, чтобы этого не видеть. – Хорошо, я вам скажу. – Первый Мыслитель оглянулся, как бы предполагая, что кто–то невидимый и неслышимый подошел и стоит за его спиной. Никого не увидев, он наклонился к уху своего товарища и шепотом прошелестел:

– Разве вы не видите, что в этом лице есть что–то от лошади?

– Глупости! – возразил Второй Мыслитель. – В нем, усатом, есть что–то от кота. Хотя… Пожалуй, вы правы.

– Конечно, я прав. Я всегда прав. А кроме того, вы слышали что–нибудь о князе Голицыне?

– Голицыных много… – ответил Второй Мыслитель уклончиво.