Жизнь и приключения артистов БДТ

Путь к свободе — вот что такое любовь. Новый взгляд на прежние обстоятельства. Большой пересмотр. Когда взрослый мужик, подчинясь звериному чувству, не позволяет себе вилять и стесняться, это становится опасным. И он ищет опасности, потому что созрел и хочет дорого платить за чистую радость. Семен Розенцвейг и сам не заметил, как выпрямила его дружба с девушкой Иосико. Почему дружба, а не любовь? Разве вы не знаете по себе, как близки эти земные благодати и как легко одну принять за другую? Именно так воспринимал отношения с Иосико мечтательный композитор Р. Вернее, именно так понял наконец своего героя склонившийся к провинциальному романтизму автор…

Маэстро и в голову не приходило прятать ее фотографии и подарки. Он был прав в своем чувстве перед всем миром, не говоря уже о театре или семейном общежитии на Зверинской. Время его пошло по часам, подаренным девушкой Иосико… Как все стало известно жене и семье?

Это и составляло отчасти скрытые обстоятельства сюжета, куда, по слухам, так или иначе вмешивались артист X., музыкант Y., чекист Z., сплоченный коллектив, общественное мнение, чувства зависти, ложно понятой заботы, советского патриотизма и, разумеется, соответствующие ведомства.

Существовала версия, согласно которой артист X. позвонил Майе Ефимовне и, любуясь своим поступком, сказал: «Майя, имей в виду, Сеня влюбился в японку, ты должна защищать свою семью…».

Было мнение, что музыкант Y., надеясь на служебное повышение, начал стучать на Сеню задолго до Японии и вошел в дружбу с чекистом Z…

Догадывались, что чекист Z., движимый долгом службы, организовал доставку отравленной информации до ул. Зверинской через секретных сотрудников S., L. и O., взращенных в творческом коллективе…

Имелось предположение, будто Майя Ефимовна написала несколько писем, в том числе — девушке Иосико, и оно было перехвачено бессонной цензурой…

Говорили даже, что сам Товстоногов получил некий сигнал и обсуждал тему с дирекцией и, поочередно, с М. Е. и С.Е. Розенцвейгами…

Не довольно ли версий и предположений?.. Более чем…

Имейте в виду, господа: даже если бы автор и знал имя несчастного доносителя, то все равно не привел бы его здесь, потому что существующие или чаемые художественные пределы помешали бы ему паспортизировать древний грех. Он решительно отводит тень подозрения от любого возникшего на этих страницах имени и предлагает считать, что донос соткался в позорном воздухе любимой эпохи и сам по себе достиг чертовского адреса…

Майя Ефимовна, которую домашние почему-то называли «Лялей», чувствовала себя оскорбленной. Всю жизнь она трудилась в ведомствах и учебных заведениях связи, вносила честную лепту в семейный достаток. Вместе с Семеном они пережили все эти времена, вырастили и воспитали детей. Ну, не все вышло так гладко, как хотелось бы, у Фимы случилось то, что случилось, а Рита могла бы выйти замуж чуть раньше. Но вот уже всё, слава Богу, и дождались первой внучки, и есть все-таки машина, и дача в Горелове, и два любящих кота, никто не препятствует его музыке и железнодорожному хобби, с положенными остановками жизнь катится по своей колее, и вдруг на тебе — у него японка! Как вам это нравится? Поехал в Японию и завел себе японку!.. Седина в голову — бес в ребро!..

Живи Майя Ефимовна в другое время, она обратилась бы за советом к доброму ребе. Но она сама была умной и образованной женщиной, к кому она должна обращаться теперь? К кому?! Подскажите!..

Конечно, прежде всего надо сохранять юмор, она же понимает, что за этим японским романом нет никакого развода и распада семьи, но к чему эти демонстрации? Приехать и вывесить над столом эти подарочки, эти семисены и фотографии, то она в блузочке и брючках, то она в кимоно! И все время смотреть на ее японские часики! «Который час? Без пяти двенадцать!» Знаете, как это называется? «Японо-мать» и никак иначе!..

Но смех смехом, а самолюбие задето глубоко, об этом уже судит весь театр, а вместо ребе с ней имел беседу Товстоногов, как будто это его дело. И все друзья и знакомые разделились на два противоположных лагеря, кто за Лялю, а кто за Сеню. И большинство, конечно, за Сеню, потому что он — главный кормилец и пострадал за любовь!..

Семен Ефимович умел молчать и не поддавался на выпады. Он продолжал ходить по утрам за свежим кефиром и есть домашние сосиски, хотя театральный буфет при таком положении дел был даже предпочтительней. Но как могла Ляля, мать его детей, стать напряженной и саркастической, как могла обсуждать с чужими совершенно необсуждаемое?.. Сделать его посмешищем для театра, для друзей и знакомых… И это на старости лет!.. Предать все эти годы, все эти трудности, все с кровью завоеванное благополучие и спокойствие!.. Он же вернулся, привез подарки, у него же и в мыслях не было рушить семью и вступать в поздний международный брак! Он же наступил на горло японской симфонии!.. Впрочем, невэтомдело! Невэтомдело!..