Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы I-XXVI)

Пусть колеблются перед ними и смешиваются тени далеких предметов, принимая фантастические очертания в неверном свете ничем не стесненной мысли, и пусть наше бледное повествование - сон во сне - так же быстро переменит место действия и перенесется на берега Англии.

ГЛАВА XVIII

имеет дело с фирмой Энтони Чезлвит и Сын, которая неожиданно теряет одного из компаньонов.

Перемена рождает перемену. Ничто другое не множится с такой быстротой. Когда человек, привыкший к узкому кругу забот и удовольствий, из которого редко выходит, удаляется хотя бы на короткий срок за его пределы, то этот уход со сцены, где он был видным актером, немедленно подает знак к началу беспорядка: как будто в оставленную им пустоту загнан по самую головку клин перемены, расколовший прочное целое на куски; и то, что срасталось и держалось вместе многие годы, рассыпается на части за столько же недель. Мина, которую не спеша подводило время, взорвалась в одно мгновенье; и то, что было недавно твердой скалой, превратилось в пыль и прах.

Это бывает почти со всеми - в разное время и в разной степени. В какой мере естественный закон перемены сказался в той ограниченной жизненной сфере, которую покинул Мартин, будет правдиво изложено на следующих страницах нашего повествования.

- До чего же эта весна холодная! - хныкал старик Энтони, придвигаясь поближе к огню; наступил вечер, и камин опять затопили. - В мое время она была гораздо теплее!

- Теплее или холоднее, а прожигать платье до дыр все-таки незачем, заметил любезный сын, отрывая глаза от вчерашней газеты. - Сукно не так-то дешево, коли уж на то пошло.

- Добрый сын! - воскликнул отец, дыша на свои холодные руки и с усилием потирая их одна о другую. - Благоразумный сын! Он никогда не занимался такими пустяками, как наряды. Нет, нет!

- Не знаю, может и занимался бы, если б это не стоило денег, - сказал сын, опять принимаясь за газету.

- Ага! - засмеялся старик. - Вот именно - если бы! А все-таки, до чего же холодно!

- Оставьте огонь в покое! - воскликнул мистер Джонас, останавливая руку почтенного родителя, ухватившуюся за кочергу. - Неужели вы хотите разориться на старости лет, что не бережете добро?

- Теперь я уже не успею, Джонас, - отвечал старик.

- Чего не успеете? - прорычал его наследник.

- Не успею разориться. А жаль, что не успею.

- Всегда был эгоист, каких мало, старый хрыч, - пробормотал Джонас так тихо, чтобы Энтони не слышал, и, взглянув на отца, сердито нахмурился. - И тут верен себе. Ему жалко, что он не успеет разориться, вот как! Еще бы! А что его собственная плоть и кровь разорится, до этого ему дела нет, пускай! Ах ты старый кремень!

После этой почтительной речи он взял в руки чашку, ибо происходило чаепитие, в котором участвовали отец с сыном и Чаффи, а затем, пристально глядя на отца и время от времени останавливаясь, чтобы поднести к губам чайную ложку, продолжал в том же духе:

- Разориться, еще чего! Хорош старик, нашел о чем говорить в такие годы. Разориться захотелось, вот как? Ну, скажу я вам! Не успеет? Да, надеюсь, что нет. Если бы мог, он бы и двести лет прожил, и все ему мало. Знаю я его!

Старик вздохнул; он по-прежнему сидел, съежившись перед огнем. Мистер Джонас погрозил ему чайной ложкой из британского металла и, воспарив ввысь, подверг этот вопрос рассмотрению с самых высоконравственных позиций.

- Если уж припала ему такая охота, - ворчал он, - то почему бы не передать свой капитал при жизни? Купил бы себе ренту подешевле, чтобы жить не зря, а с пользой для себя и других. Так нет же, это ему не подходит; это значит относиться к родному сыну как полагается, а он любит делать все наоборот, только бы лишить сына его прав. Да я бы на его месте, не знал, куда деваться от стыда, рад был бы спрятаться в это самое, как там оно называется.

Быть может, это неопределенное выражение означало могилу, или склеп, или усыпальницу, или кладбище, или мавзолей, или еще какое-нибудь слово, которое не позволяла мистеру Джонасу выговорить его нежная сыновняя любовь. Он не стал развивать эту тему дальше, ибо Чаффи, случайно заметив из своего уголка возле камина, что Энтони, по-видимому, слушает, а Джонас говорит, вдруг воскликнул, словно одержимый:

- Он ваш родной сын, мистер Чезлвит, ваш родной сын!

Чаффи и не подозревал, сколь уместны были эти слова и сколь глубоко могли бы они затронуть душу старика, если бы тот догадывался, какое пожелание готово было сорваться с губ его сына и что было у него на уме. Но голос Чаффи прервал течение мыслей Энтони и вернул его к жизни.

- Да, да, Чаффи, Джонас весь в отца. Только его отец очень состарился, Чаффи, - сказал старик с выражением какого-то странного беспокойства.

- Здорово состарился, - согласился Джонас.

- Нет, нет, нет, - отозвался Чаффи, - нет, мистер Чезлвит, нисколько не состарились, сэр.

- Ну, чем дальше, тем хуже! - воскликнул Джонас в совершенном негодовании. - Честное слово, папаша, с ним сладу нет! Придержите-ка язык, слышите?

- Он говорит, что вы ошибаетесь! - крикнул Энтони старому клерку.