Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы I-XXVI)

- Вы очень любезны, сэр. А какой человек был покойный мистер Чезлвит! Ах, какой человек! Что там все ваши лорд-мэры, - пренебрежительно отмахиваясь, продолжал мистер Моулд, - ваши шерифы, ваши муниципальные советники, что там вся эта мишура! Вы покажите мне в этом городе человека, который был бы достоин надеть сапоги покойного мистера Чезлвита. Нет, нет! воскликнул Моулд с горькой иронией. - Повесьте эти сапоги, повесьте на гвоздик, почините их, подкиньте новые подметки и подбейте каблуки, чтобы его сын мог надеть их, когда войдет в лета; но не примеряйте их сами, они вам не годятся. Мы его знали, - продолжал Моулд все тем же тоном, пряча в карман записную книжку, - мы его знали, и нас на мякине не проведешь. Мистер Пексниф, позвольте пожелать вам всего лучшего, сэр.

Мистер Пексниф ответил ему тем же, и Моулд, гордясь, что не ударил в грязь лицом, направился было к выходу, приятно улыбаясь, но тут же спохватился, к счастью, что обстоятельствами требуется совершенно иное. Мгновенно возвратившись к унынию, он горестно вздохнул, заглянул в тулью своей шляпы, словно ища там утешения, и, не найдя ровно ничего, с достоинством удалился.

Миссис Гэмп с мистером Пекснифом поднялись наверх по лестнице, и, после того как он проводил ее в спальню, где лежали накрытые простыней останки Энтони Чезлвита, которого оплакивало одно только любящее сердце, да и в том едва теплилась жизнь, - мистер Пексниф, наконец, освободился и мог войти в полутемную комнату к мистеру Джонасу, которого он покинул часа два тому назад.

Он застал этот образец всех осиротевших сыновей и идеал всех гробовщиков за конторкой, в размышлениях над клочком писчей бумаги, на котором тот царапал какие-то цифры. Кресло старика, его шляпа и трость были вынесены вон, убраны с глаз долой; занавеси, желтые, как ноябрьский туман, плотно закрывали окна до низа; сам Джонас так притих, что и голоса его не было слышно, видно было только, как он ходит взад и вперед по комнате.

- Пексниф, - произнес он шепотом, - смотрите же, вы распоряжаетесь всем! Потом можете говорить каждому, кто только спросит, что все было как полагается, по всем правилам. Нет ли у вас кого-нибудь, кого вы хотели бы пригласить на похороны, а?

- Нет, мистер Джонас, кажется, у меня никого нет.

- Потому что если у вас есть кто-нибудь, - говорил Джонас, - то вы уж лучше пригласите. Мы не желаем делать из этого тайну.

- Нет, - повторил мистер Пексниф, подумав немного. - Тем не менее очень вам обязан, мистер Джонас, За ваше великодушное гостеприимство, но, право же, у меня никого нет.

- Ну хорошо, - сказал Джонас, - тогда мы с вами, Чаффи и доктором как раз усядемся в одну карету. Мы пригласим доктора, Пексниф, потому что он знает, что именно случилось со стариком и что тут ничего нельзя было поделать.

- А где же наш дорогой друг, мистер Чаффи? - спросил Пексниф, моргая обоими глазами зараз, как бы не в силах справиться с приливом чувств.

Но тут его прервала миссис Гэмп, которая вошла в комнату уже без шали и чепца, жеманясь и пыжась, и довольно резким тоном потребовала, чтобы мистер Пексниф на минутку вышел с ней в коридор.

- Вы можете сказать и здесь все, что вам угодно, миссис Гэмп, - отвечал он, меланхолически покачивая головой.

- Что уж тут много разговаривать, не до разговоров, когда человек помер, а другие по нем горюют, - возразила миссис Гэмп, - только уж если я что-нибудь скажу, оно будет к месту и к делу, а не для того, чтобы кого-нибудь обидеть, так что и обижаться на меня нечего. Я на своем веку во многих домах побывала, - можно надеяться, знаю свое дело, и как за него браться - тоже знаю; а конечно, если б не знала, то было бы довольно странно и даже некрасиво со стороны такого джентльмена, как мистер Моулд, - ведь он хоронил самые знатные семейства в Англии, и все оставались очень довольны, рекомендовать меня с самой лучшей стороны. Я ведь на своем веку тоже видела немало горя, - продолжала миссис Гэмп, все возвышая и возвышая голос, - и всякому могу посочувствовать, кому бог послал испытание, но только я не потерплю, чтобы ко мне приставляли шпионов.

Прежде чем можно было что-либо ответить, миссис Гэмп перевела дух и продолжала, вся побагровев:

- Нелегко, джентльмены, прожить на свете, когда ты осталась вдовой; особенно, ежели по доброте своей разжалобишься иной раз и согласишься работать себе в убыток, а потом ищи-свищи. Чем бы человек ни зарабатывал себе на хлеб, у всякого могут быть свои правила, так для чего же от них отступаться!

- Насколько я понимаю эту добрую женщину, - сказал мистер Пексниф, обращаясь к Джонасу, - ей мешает мистер Чаффи. Не сходить ли мне за ним?

- Сходите, - сказал Джонас. - Когда она вошла, я только что собирался сказать вам, что он наверху. Я бы и сам за ним сходил и привел его сюда, да только... пожалуй, лучше вам пойти, если вы ничего не имеете против.

Мистер Пексниф немедленно отправился наверх в сопровождении миссис Гэмп, которая заметно смягчилась, увидев, что он захватил из буфета бутылку и стакан и несет их с собой.