Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы I-XXVI)

Вечером четвертого дня случилось так, что мистер Пексниф, войдя, по обыкновению, в общую залу "Дракона" и не застав там миссис Льюпин, прошел прямо наверх, намереваясь, в пылу христианского усердия, приложить ухо к замочной скважине и, душевного спокойствия ради, удостовериться в том, что жестокосердый пациент чувствует себя хорошо. Случилось так, что мистер Пексниф, тихонько войдя в темный коридор, куда сквозь упомянутую замочную скважину обычно падал косой луч света, к своему изумлению не увидел этого луча; а далее случилось так, что мистер Пексниф, найдя ощупью дорогу к дверям спальни и нагнувшись второпях, чтобы удостовериться путем личного осмотра, не велел ли старик, по своей подозрительности, заткнуть скважину изнутри, - так сильно столкнулся головой с кем-то другим, что не мог не испустить довольно громкого восклицания "ой!", исторгнутого у него чувством страха. И, наконец, случилось так, что мистер Пексниф немедленно вслед за этим был схвачен за шиворот неведомой силой, которая издавала смешанный запах мокрых зонтиков, пивной бочки, горячего грога и насквозь прокуренного трактирного помещения, и без всяких околичностей отведен вниз, в ту самую залу, откуда только что пришел и где он теперь очутился лицом к лицу с совершенно незнакомым ему джентльменом престранной наружности, который одной рукой держал мистера Пекснифа за шиворот, а другой, свободной, изо всех сил растирал себе голову, глядя на него довольно свирепо.

По наружности незнакомца можно было отнести к тому разряду людей, который принято именовать "благородной бедностью", хотя, судя по одежде, нельзя было сказать, что он находится в стесненных обстоятельствах: наоборот, пальцы у него свободно вылезали из перчаток, а подошвы сапог существовали почти самостоятельно, отделившись от головок. Его невыразимые были голубовато-серого цвета - когда-то очень яркого, а теперь потускневшего от времени и грязи, - и тик туго натянуты, в силу противодействия подтяжек и штрипок, что, казалось, готовы были в любую минуту лопнуть на коленках. Его синяя венгерка военного покроя, со шнурами, была застегнута на все пуговицы до самого подбородка, а шейный платок цветом и узором напоминал те салфетки, какими парикмахеры обычно подвязывают своих клиентов, совершая над ними профессиональное таинство. Его шляпа дошла до такого состояния, что весьма затруднительно было бы решить, какого цвета она была вначале - белая или черная. При всем том он носил усы - и даже очень щетинистые усы, не то чтобы мягкие и снисходительные, но довольно свирепого и надменного фасона, поистине дьявольские усы, а сверх того целую копну нечесаных волос. Он был очень грязен и очень нахален, очень дерзок и очень угодлив, - словом, это был человек, который мог бы добиться в жизни чего-то лучшего и несомненно заслуживал гораздо худшего.

- Вы подслушивали у дверей, негодяй вы этакий! - сказал незнакомец.

Но мистер Пексниф пренебрег им, как, вероятно, Георгий Победоносец пренебрег драконом, когда это чудовище находилось при последнем издыхании; не удостоив его ответом, он сказал:

- Где миссис Льюпин, хотел бы я знать? Неужели этой доброй женщине неизвестно, что здесь находится человек, который...

- Постойте! - воскликнул джентльмен. - Одну минуту! А если ей известно? Что тогда?

- Что тогда? - воскликнул мистер Пексниф. - Что тогда? Знаете ли вы, сэр, что я друг и родственник этого больного джентльмена? Что я его защитник, его покровитель, его...

- Но все-таки не муж его племянницы, - прервал незнакомец, - это уж наверняка, потому что он побывал здесь раньше вас.

- То есть как это? - удивленно и негодующе вопросил мистер Пексниф. Что вы мне рассказываете, сэр?

- Одну микутку! - воскликнул тот. - Может быть, вы кузен? Тот, что живет в здешних местах?

- Да, я кузен, который живет в здешних местах, - отвечал достойный человек.

- Ваша фамилия Пексниф? - спросил незнакомец.

- Да, это моя фамилия.

- Честь имею представиться и прошу вашего прощения, сэр, - сказал незнакомец, дотрагиваясь до шляпы, а затем ныряя под шейный платок в поисках воротничка, который, однако, ему не удалось извлечь на поверхность. - Вы видите перед собой человека, который тоже интересуется тем джентльменом, что наверху. Одну минуту.

Сказав это, он приставил палец к кончику своего римского носа, в знак того, что собирается посвятить мистера Пекснифа в какую-то тайну, потом, сняв шляпу, начал рыться в тулье, где было много измятых бумажонок и каких-то мелких клочков, похожих на сигарные обертки, и, наконец, выбрал среди них конверт от старого письма, порядком засаленный и насквозь пропахший табаком.

- Прочтите вот это, - сказал он, подавая конверт мистеру Пекснифу.

- Адресовано эсквайру Чиви Слайму, - возразил Пексниф.

- Я думаю, вы знаете эсквайра Чиви Слайма? - спросил незнакомец.

Мистер Пексниф пожал плечами, как бы говоря:

"Я знаю, что есть такое лицо, - к моему величайшему прискорбию".

- Очень хорошо, - заметил джентльмен. - Это и привело меня сюда, это меня и интересует. - Тут он опять нырнул за воротничком и вытащил какую-то веревочку.