Читаем Жизнь и приключения Николаса Никльби полностью

Но когда появился Николас в своей блестящей сцене с миссис Крамльс, какие раздались рукоплескания! Когда миссис Крамльс (которая была его недостойной матерью) насмехалась над ним и назвала его «самонадеянным мальчишкой», а он отказал ей в повиновении, какая была буря аплодисментов! Когда он поссорился с другим джентльменом из-за молодой леди и, достав ящик с пистолетами, сказал, что если его соперник — джентльмен, то он будет драчься с ним здесь, в этой гостиной, пока мебель не оросится кровью одного из них, а может быть, и обоих, как слились в едином оглушительном вопле ложи, партер и галерка! Когда он бранил свою мать за то, что она не хотела вернуть достояние молодой леди, а та, смягчившись, побудила и его смягчиться, упасть на одно колено и просить ее благословения, как рыдали леди в зрительном зале! Когда он спрятался в темноте за занавес, а злой родственник тыкал острой шпагой всюду, но только не туда, где ясно видны были его ноги, какой трепет неудержимого страха пробежал по залу! Его осанка, его фигура, его походка, его лицо — все, что он говорил или делал, вызывало похвалу. Аплодисменты раздавались каждый раз, когда он начинал говорить. А когда, наконец, в сцене с насосом и лоханью миссис Граден зажгла бенгальский огонь, а все незанятые члены труппы вышли и разместились повсюду — не потому, что это имело какое-нибудь отношение к пьесе, но для чего, чтобы закончить ее живой картиной, — зрители (которых к тому времени стало значительно больше) испустили такой восторженный крик, какого не слыхали в этих стенах много и много дней.

Короче — успех и новой пьесы и нового актера был полный, и, когда мисс Сневелличчи вызвали в конце пьесы, ее вел Николас и делил с ней аплодисменты.

Глава XXV,

касающаяся молодой леди из Лондона, которая присоединяется к труппе, и пожилого поклонника, который следует в ее свите; трогательная церемония, последовавшая за их прибытием



Новая пьеса, будучи явной удачей, была анонсирована на все вечерние представления впредь до особого извещения, а по вечерам театр оставался закрытым два раза в неделю вместо трех. И это были не единственные признаки необычайного успеха, ибо в ближайшую субботу Николас получил через посредство неугомимой миссис Граден ни больше ни меньше как тридцать шиллингов; помимо такой существенной награды, он был удостоен немалой чести и славы, получив на адрес театра экземпляр брошюры мистера Кэрдля с автографом этого джентльмена на первой странице (само по себе бесценное сокровище), в сопровождении записки, записка содержала многочисленные похвалы и непрошенное заверение в том, что мистер Кэрдль с величайшим удовольствием будет каждое утро читать с ним Шекспира три часа перед завтраком во время его пребывания в этом городе.

— У меня есть еще одна новинка, Джонсон, — весело объявил однажды утром мистер Крамльс.

— Что именно? — спросил Николас. — Пони?

— Нет, к пони мы обращаемся только в тех случаях, когда все остальное провалилось, — сказал мистер Крамльс. — Думаю, что в этом сезоне нам вообще не придется пользоваться им. Нет, нет, не пони.

— Быть может, мальчик-феномен? — предположил Николас.

— Есть только один феномен, сэр, — внушительно ответил мистер Крамльс,и это — девочка.

— Совершенно верно, — сказал Николас. — Прошу прощенья. В таком случае я, право же, не знаю, что это может быть.

— Что бы вы сказали по поводу молодой леди из Лондона? — осведомился мистер Крамльс. — Мисс такая-то из Королевского театра Друр-и-Лейн?

— Сказал бы, что она будет очень хороша на афишах, — отозвался Николас.

— В этом вы правы, — заметил мистер Крамльс, — и если бы вы сказали, что она будет очень хороша также и на сцене, вы бы не ошиблись. Посмотрите-ка, что вы об этом думаете?

Задав такой вопрос, Мистер Крамльс развернул красную афишу, синюю афишу и желтую афишу, вверху которых было начертано гигантскими буквами: «Первое выступление несравненной мисс Питоукер из Королевского театра Друри-Лейн».

— Ах, боже мой, я знаю эгу леди! — воскликнул Николас.

— Стало быть, вы знакомы с самым большим талантом, каким когда-либо была наделена молодая особа, — заявил мистер Крамльс, снова свертывая афиши. — Собственно, с талантом особого рода… особого рода. «Кровопийца», — с пророческим вздохом добавил мистер Крамльс, — «Кровопийца» умрет, когда умрет эта девушка; она — единственная из всех сильфид, виденных мною, которая может, стоя на одной ноге, бить бубном о колено другой подобно сильфиде.

— Когда же она приезжает? — спросил Николас.

— Мы ждем ее сегодня, — ответил мистер Крамльс. — Она старая приятельница миссис Крамльс. Миссис Крамльс поняла, на что она способна, — знала это с самого начала. В сущности, она обучила ее почти всему, что та знает. Первой «кровопийцей» была миссис Крамльс.

— Да неужели?

— Да! Но она принуждена была отказаться от этого.

— Ей пришлось не по нраву? — осведомился Николае.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза