Все дело в том, что, «учинив тщательнейшее расследование», Чернышев нашел, что принятая на Кавказе система экспедиций никуда не годится и только подрывает основы прежних завоеваний. Предложить же новую, более эффективную систему командование на Кавказе было не в состоянии. Командиры не успевали за постоянно меняющейся обстановкой, восстание в горах набрало невиданную силу, и просто «закидать горцев шапками» было уже невозможно.
Справедливо рассудив, что «лучше синица в руках, чем журавль в небе», Александр Иванович решил повременить с военными действиями, пока в Генеральном штабе не выработают новую стратегию. Соответственно, войскам было предписано занять оборону и удерживать все, что еще можно было удержать. То есть была отвергнута идея достижения победы одним ударом, а олицетворявшие старую систему командиры были смещены. Главнокомандующего на Кавказе генерала от инфантерии Е.А. Головина заменил генерал от инфантерии А.И. Нейдгардт.
Конечно, генерал Головин был человеком начитанным и хорошо владевшим пером, но ему явно не хватало энергии и самостоятельности, особенно в военных делах. Говорят, что А.И. Чернышев, узнав, что выбор государя остановился на нем для должности кавказского главнокомандующего, заявил, что Головин все время своего генерал-губернаторства в Варшаве проспал. На это император возразил: «Ну, тем лучше, значит выспался и теперь не будет дремать».
Очевидно, что Чернышев не жаловал подобного рода людей и устроил его увольнение — «за неуспешность военных действий».
Та же участь постигла и П.Х. Граббе, упрямого честолюбца, способного согласиться только с собственным мнением, вместо которого командовать войсками Кавказской линии был назначен генерал-лейтенант В.И. Гурко.
Как пишет профессор Моше Гаммер, «во время инспекционной поездки по Кавказу Чернышев выяснил, что в командовании не было согласия, а потому и действия не были согласованы». Получилось так, что П.Х. Граббе получил свободу действовать независимо от Е.А. Головина, а командующий Черноморской линией Н.Н. Раевский «освободил себя от прямого подчинения обоим», и подобным образом поступали многие командиры местных гарнизонов. Соответственно, «каждый гарнизонный начальник проводил свою политику и вел собственную войну. Военный министр князь Чернышев (а можно сказать, и сам царь), конечно, считал, что держит в своих руках все нити кавказских дел и направляет их к определенной цели; но кто не знает, что значит руководить военными операциями на удалении 5000 верст?»
Чернышев констатировал:
«Операции против горского населения с применением большой массы войск не достигают правительственных целей усмирения; наоборот, почти беспрерывная цепь неудач воодушевляет горцев и одновременно дезорганизует, изнуряет и деморализует наши войска».
Особенно Александр Иванович переживал за своих любимых казаков. Хорошо зная их с Отечественной войны, он утверждал, что «если где-либо служат донцы не с должным успехом, то оттого, что не умеют употреблять их как следует».
Генерал и военный историк И.И. Краснов, служивший в 1841–1842 гг. на Кавказе, потом рассказывал:
«Александр Иванович, пригласив однажды к своему обеденному столу командиров линейных полков и поблагодарив их за отличную службу, прибавил: «Одно только мне неприятно, что мои донцы от вас отстали». — «Не обвиняйте, Ваше Сиятельство, донских казаков, — возразил один старый прямодушный полковник, — наши полки имеют перед донскими то преимущество, что живут здесь постоянно, вполне ознакомились со здешним народом и местностью и освоились с требованиями кавказской службы, а вся беда для донцов — их переменная служба: приходят они сюда новичками, не знающими ничего, что здесь нужно, а как только, в продолжение трех лет, попривыкнут к нашей службе, так должны возвращаться на Дон. Оттого и приобретенная ими опытность пропадает бесполезно. Если бы донские полки служили не три года, а побольше, или другим каким образом постоянно, так они, пожалуй, перещеголяли бы нас, потому что они не были бы связаны ни семействами, ни хозяйством, попечения и заботы о которых отвлекают у наших казаков внимание от служебных обязанностей и занимают все их мысли». — «Знаете ли что, господа, — отвечал князь, — когда мы составляли для Войска Донского положение, то мне часто приходило на мысль устроить службу донцов на Кавказе каким-нибудь другим образом, но донские члены комитета всегда спорили со мной, утверждая, будто нарушение старинного порядка службы донских полков вредно подействовало бы на весь быт донцов и ослабило бы дух их». После такого отзыва военного министра, суждения о пользе посылки на Кавказ донских полков с переменяющимся составом чинов поднялись с новой силой. Казачье начальство в Тифлисе должно было пристать к общему мнению».
По мнению И.И. Краснова, «этим одним способом мы избавились бы от тех напрасных кровавых жертв, которые постоянно платили горцам».