Жизнь и приключения Светы Хохряковой

– О! Наша знаменитость! Гордость наша! Заходи, заходи, давненько не виделись!

Мне было противно делать вид, что я его обожаю, и я просто сказала: «Добрый день!»

– Присаживайся! – он указал мне место не за большим совещательным столом, а в углу кабинета стоял низенький столик с двумя креслами, и я села туда.

– Я тебя как старую добрую знакомую пригласил. Давай без официоза?

– Да зачем же нам официоз?

– Правильно! Может, выпьем за встречу? У меня коньяк отличный есть.

– Выпьем.

– Вот молодец! – Он достал из шкафа бутылку «Хеннесси» и два пузатых бокала, при этом не переставая нахваливать меня. – Люблю таких, а то начнут жеманничать. А ты наш человек, простой, открытый, да к тому же талантливый.

Бокалы на четверть наполнились коньяком.

– Ну, давай, Светлана, за тебя!

Чокнулись, выпили, он пододвинул мне коробку с конфетами, я взяла одну. Мэр взял дольку лимона с блюдечка, положил в рот и сморщился. И так, сморщенный, посасывая лимон, попенял:

– Вообще я на тебя в обиде. Не позвонила ни разу… Я же дал тебе прямой номер мобильного…

– Не хотела вас беспокоить.

– Не хотела она, видишь ли… Вот с театром, например, чего сразу к журналистам? Надо было ко мне обращаться в первую очередь.

– А разве плохо получилось? Теперь все ваши. Поддержка народонаселения на ближайших выборах вам обеспечена.

– Думаешь?

– Уверена.

– Умная ты девка, Света, мне такие нужны. Пойдешь ко мне в аппарат работать после выборов?

– Нет, Игнат Федорович, мне бы хотелось заниматься тем же, чем я сейчас занимаюсь – быть худруком ежовского кукольного театра.

– Чтой-то ты сама себя худруком назначила? Рановато тебе худруком-то. Вот поучишься у меня в аппарате людьми управлять, тогда и о должности худрука говорить можно. – Он разлил по бокалам новую порцию коньяка. – Да и потом дурные вести о театре. Областная комиссия на нас тут навалилась. Здание театра признано аварийным, балка там главная, которая прямо над сценой, подгнила совсем. Так что придется закрывать на ремонт.

– А денег на ремонт, конечно, нет?

– Нет, Светлана, нет, – горько подтвердил мэр. Я отхлебнула «Хеннесси» и засмеялась тихонько. – Не понял, ты что, не веришь мне? – насупился мэр.

– Не верю, Игнат Федорович. Театр каждый год проверяют как детское учреждение, уж давно бы что-нибудь обнаружили. Что же, балка за год сгнила? С какой такой радости? Может, это предстоящие выборы на нее так подействовали?

– Что ты хочешь этим сказать? – грозно рыкнул мэр.

– А то, что продали вы театр на корню, Игнат Федорович. Не срослось у вас там что-то в политике вашей, а денежки на предвыборную кампанию ой как нужны. Вот и нашелся покупатель на зданьице в центре города. Мужик-то вы не плохой, получше многих будете, но, видать, приперло вас здорово. – Игнат Федорович набрал в грудь воздуха, чтобы заорать на меня, но передумал, выдохнул шумно, хватанул еще коньяку и спросил:

– Сигарет у тебя нет? Покурить захотелось.

Я молча протянула пачку, он вытащил сигарету, я дала ему прикурить и закурила сама.

– Много ты понимаешь своей бабьей головой, – пробурчал он. – Не тронул бы я театра, я свои обещания помню. Тут другое дело. Большие люди глаз на Ежовск положили, желают тут курортную зону строить. Экологический туризм – рыбалка, охота. Но для богатых, а богатым развлечения нужны. Люди такие, что мне против них и не рыпнуться. Тут не то что должность, тут и башку потерять можно. Втемяшилось им с театра начать, а потом домиков фешенебельных на берегу настроить, посмотреть, как дело пойдет. – Он затушил сигарету и вдруг ни с того ни с сего спросил: – Хочешь, я тебе квартиру двухкомнатную роскошную дам? На Малофеева сейчас дом сдают высшей категории.

– Не хочу.

– Экстремальная ты очень, Светлана. Хоть и нравишься ты мне, но, похоже, надо уезжать тебе из города, ты же не удержишься – выступать начнешь. А я никакого сопротивления не потерплю.

Я сама плеснула себе коньяка на два пальца, глупо хохотнула и сказала:

– Я себя сейчас Джеком Бердом чувствую.

– Кем? – изумился мэр.