Жизнь и реформы

ШУЛЬЦ. Затронутые вами вопросы очень важны, и я хотел бы их с кем-то у вас обсудить. Действительно, мы видим в мире мощные силы, которые растут, развиваются и не имеют отношения к капитализму или социализму, к СССР и США. Вместе с тем мы ощущаем воздействие этих сил, их влияние на изменение положения в мире. Думаю, из обсуждения этого вопроса мы могли бы извлечь большую пользу… Здесь кроется много потенциальных конфликтов, которые мы должны, по крайней мере, уметь сдерживать, сводить к минимуму ущерб от них. Надо исходить из того, что лучше малая толика профилактики болезни, чем куча лекарств.

ГОРБАЧЕВ. Я всегда подчеркиваю, что все мы, участники международных отношений, должны искать решение проблем. Но эти решения не будут нашими или вашими. Они могут быть только общими.

ШУЛЬЦ. Согласен.

ГОРБАЧЕВ. Пока это не так. Давайте подумаем над этими вопросами. Об этом надо думать, а не вынашивать коварные замыслы друг против друга. Тут найдется работа и для Ахромеева, и для Нитце, для всех.

Хочу сказать, что был рад с вами встретиться, возобновить диалог с вами. Я не в восторге от итога наших переговоров, но хорошо, что мы провели обмен мнениями. У нас сейчас несколько больше ясности по некоторым вопросам. Может быть, по РСД можно что-то сделать. По другим вопросам, пожалуй, трудно.

ШУЛЬЦ. Но не невозможно.

ГОРБАЧЕВ. Я говорю, как выглядит для меня ситуация сегодня.

ШУЛЬЦ. Мне кажется, есть возможность что-то сделать и по вопросу о ядерных испытаниях. Я передам президенту, что вы упомянули возможность приехать в США, скажем, осенью. Если это так, то, может быть, в оставшийся период нам с господином Шеварднадзе надо будет встретиться. Работы у нас много, мы готовы принять вашего министра. Продолжаем исходить из того, что встреча на высшем уровне должна касаться существенных вопросов, быть продуктивной. И для ее успеха необходимо, чтобы она была хорошо подготовленной.

ГОРБАЧЕВ. Могу подтвердить, что мы, как и прежде, выступаем за результативную встречу на высшем уровне. Для успеха дела я готов приехать в США. Но лучше, наверное, было бы предварительно все подготовить, получше поработать вам с Шеварднадзе. И давайте не будем взваливать все на женевские переговоры. У меня, откровенно говоря, выработалась своего рода аллергия к ним».

Вот такая беседа. Разговор с Шульцем показал, что у американцев была прежде всего задача основательно уяснить себе наши позиции и намерения. Вроде — законно. Но что за этим? Последует очередной раунд пропагандистской кампании, борьбы за мировое общественное мнение? Или за прощупыванием скрываются какие-то реальные политические расчеты?

Должен сказать, что и у нас была задача — выявить, есть ли у американской администрации за душой что-то действительно реальное, помимо риторики, которую она сама и ее трубадуры обрушивают на мир? Иначе говоря, проникнуть в замыслы Вашингтона, уловить, есть ли перспектива развития новых отношений или нет. Есть ли хотя бы желание.

Поэтому и беседа велась в ключе, провоцирующем партнера на откровенность, на раскрытие «резервов», с которыми Шульц приехал, рамок его полномочий.

Думаю, тут намерения сторон совпали. Риторика риторикой, обмен «любезностями», в том числе традиционные упреки в «шпионских делах» по отношению друг к другу, — это один план. Но беседа показала, что есть и более основательные соображения и намерения. В этом убеждала реакция Шульца на мое заявление, что беседа по конкретным вопросам меня не удовлетворила. Как показала последующая деятельность Шульца, он действительно хотел продолжения диалога. Это отражалось, видимо, и на позициях администрации в целом, в том числе — на настроении президента.

Диалог наш, повторяю, вывел далеко за пределы предварительных заготовок с обеих сторон. И может быть, я впервые почувствовал, что передо мной человек реалистических взглядов, настроенный на серьезную политику. В дальнейшем его потенциал еще больше раскрылся — как политика, интеллектуала, человека с творческим воображением, способного видеть далеко.

Верить или не верить Горбачеву?

В апреле 1987-го встреча с Шульцем показала, что и в администрации США, да и на Западе вообще еще нет понимания значимости переживаемого момента в мировой политике, необходимости кардинальных перемен. Поэтому там не смогли по достоинству оценить инициативы, исходящие от советского руководства. Слишком велика была приверженность прежней схеме — отсюда колебания, недоверие и неверие в нашу искренность. Превалировала точка зрения, что политика нового руководства СССР — очередной маневр для того, чтобы выиграть время, получить максимум выгод и использовать их для усиления своего влияния в мире.