Жизнь и шахматы. Моя автобиография

Что касается Ротари-клуба, то в Линдсборге он оказался неожиданно мощным и многочисленным. Поскольку дети и внуки членов клуба занимались в моей школе, а я не просто известный шахматист, но и лидер большой благотворительной организации, встреча со мной показалась им особенно интересной. Я принял приглашение и с удовольствием выступил перед членами клуба, а по окончании выступления получил от них дельный совет попробовать получить для школы грант американского правительства. Знающие люди из клуба объяснили, как правильно составить прошение. Миша составил документ, отправил, и через какое-то время его вызвали на комиссию, которая занималась распределением грантов. Съездив на собеседование, Миша решил, что шансов получить грант мы не имеем никаких, так как среди заявок были заявки на госпиталь для ветеранов войны во Вьетнаме и на какие-то другие нужды, которые правительству могли показаться гораздо более ценными, чем развитие шахмат. Но мой друг ошибся. Спустя какое-то время он получил от комиссии открытку, которую сначала даже не стал читать, решив, что в открытке могут разве что поблагодарить за участие и пожелать удачи. В случае победы должны были бы прислать официальное письмо. Логика вполне понятная, я и сам подумал бы так же. Но через несколько дней Миша все же полюбопытствовал и обнаружил, что в открытке ему сообщают о правительственном гранте в сто шестьдесят тысяч долларов. Так благодаря советам членов местного Ротари-клуба нам удалось расширить помещения школы: купить хороший особняк напротив мэрии, расположить там гостиницу для преподавателей и кафе и сделать и работу и обучение в школе еще более комфортным для всех. Считаю, что в смысле подобной благотворительности нашему государству есть чему поучиться у западного партнера. К сожалению, у нас пока с большим трудом выделяют деньги на отрасли и проекты, где сложно посчитать прямой экономический эффект, мы не умеем сопоставлять нематериальные ценности с деньгами, переводить их в финансы, между тем как у американцев это легко получается. Так, правительство посчитало, что за два последующих года с момента получения гранта наша школа Линдсборг (штат Канзас) упоминалась в прессе такое количество раз в связи с участием в соревнованиях и по каким-то другим поводам, что соответствовало прибыли в размере четырех миллионов долларов. Очень неплохо при вложении ста шестидесяти тысяч! Надеюсь, такой способ оценки эффективности проектов в скором времени найдет свое применение и в нашей стране.

А мои друзья Коренманы впоследствии перебрались в Чикаго, и во многом благодаря этому переезду моя шахматная школа открылась не только в маленьком городке шведских эмигрантов, но и в одном из огромнейших американских мегаполисов. Переехали они потому, что жену Коренмана – Тамару, – которая преподавала политические науки, пригласили на работу в Чикагский университет. Меня всегда удивляло, как абсолютно далекий от какой-либо дипломатии человек может обучать политическим наукам, и тем более в США, где взгляды на исторические события зачастую не просто отличаются, а в корне противоположны тем, что приняты в нашей стране. Но Тамаре удавалось это делать блестяще, ни разу не покривив душой. Она всегда открыто выражала свое мнение, говорила, что думала, не оглядываясь ни на кого и не задумываясь о последствиях. И как ни странно, последствий не наступало. Так, например, когда слышала от студентов, что главные герои Второй мировой войны – это генералы Паттон и Макартур, всегда возмущалась и доходчиво объясняла, кто такой Жуков, что он сделал, перечисляла сражения на Восточном фронте, а потом просила:

– Назовите мне самое большое танковое сражение Второй мировой.

Нестройный хор голосов называли какие-то сражения Западного фронта, которые даже близко нельзя сопоставить с реальными фактами.

– Очень плохо! – резко реагировала Тамара. – Историю надо знать! Самое большое танковое сражение произошло на Курской дуге в Прохоровке, а ваши ответы – свидетельство крайней узости интеллекта. Взгляды должны быть шире, а мысли проворнее.

И на такие речи Тамаре никто не пенял, с работы никто не гнал, а карьера не загибалась, а шла в гору. Смею надеяться, что ей удалось вразумить не одну американскую голову, но на всех одной Тамары, к сожалению, не хватит.

Переехав в Чикаго, Миша Коренман взялся за организацию моей шахматной школы. Идею поддержал работавший тогда губернатором штата Иллинойс Барак Обама, откликнувшись на наше предложение благожелательным письмом. Сейчас обе мои американские школы благополучно работают. К счастью, перед отъездом из Линдсборга Миша воспитал себе достойную смену на посту директора учебного заведения, поэтому за благополучие местной школы пока можно не беспокоиться. Я давно уже не был в Канзасе, но встречаю команду школы на разных чемпионатах, и, судя по их успехам, дела идут совсем не плохо. Сейчас уже без ложной скромности могу сказать, что мои американские школы – сад, где выращивают чемпионов США по шахматам в разных возрастных категориях.