Жизнь и смерть

Я начинал злиться, но знал, что он вывернет любую мою реакцию, чтобы она казалась чем-то другим.

Я спокойно ответил:

— Мы расстались рано. В восемь я был уже дома.

— Серьезно?

— Джереми, мы просто поужинали, и она отвезла меня домой.

— А что насчет сегодняшнего утра? Ты был все еще с ней.

— Все еще? Нет! Что… ты подумал, что она провела со мной всю ночь?

— А разве нет?

— Нет.

— Но ты был в ее машине…

— Она подбросила меня сегодня утром в школу.

— Почему?

— Понятия не имею. Она предложила, а я не собирался отказываться.

— И это все?

Я пожал плечами.

— В самом деле? Пожалуйста, скажи, что ты, по крайней мере, обжимался с ней… хоть что-нибудь.

Я нахмурился:

— Ничего подобного.

На его лице появилось отвращение:

— Бесспорно, это самый разочаровывающий рассказ из всех, что мне приходилось слышать. Беру свои слова об игре обратно. Очевидно, Эдит поступила так просто из жалости.

— Да, наверно.

— Возможно, мне стоит попытаться выглядеть более жалким. Если это так ее привлекает.

— Действуй.

— Держу пари, вскоре ты ей наскучишь.

На секунду я не сумел удержать на лице напускное спокойствие. Он уловил это изменение и самодовольно улыбнулся.

— Да, — сказал я. — Ты наверняка прав.

Тут вошла миз Варнер, и общая болтовня начала стихать, а она принялась писать на доске уравнения.

— Хотя знаешь что? — пробормотал себе под нос Джереми. — Думаю, я предпочел бы иметь дело с нормальной девушкой.

Я уже и так был раздражен. Мне вообще не нравилось, как он говорил об Эдит, а то, каким тоном он произнес «нормальная», окончательно вывело меня из себя. Нет, Эдит не была нормальной, но не потому, что с ней было что-то… не то — в том смысле, который вкладывал в свои слова Джереми. Она была за пределами нормального, выше этого. Эдит превосходила нормальное настолько, что даже не находилась с ним в одной плоскости бытия.

— Наверное, это к лучшему, — грубо буркнул я. — Вот так и дальше не надейся на большее.

Он бросил на меня потрясенный взгляд, но я повернулся к учительнице. Я чувствовал, что Джереми вновь испытующе уставился на меня, и это длилось до тех пор, пока миз Варнер не заметила и не вызвала его отвечать. Он начал судорожно листать книгу, пытаясь сообразить, о чем она спросила.

По пути на испанский Джереми обогнал меня, но мне было наплевать. Я все еще сердился. Он заговорил со мной только в конце занятия, когда я начал заталкивать книги — пожалуй, чересчур энергично — в свой рюкзак.

— Ты сегодня не сядешь с нами на ланче, не так ли?

Его лицо снова стало подозрительным и настороженным. Очевидно, прежде он думал, что я горю желанием повыпендриваться, предать Эдит, чтобы казаться более крутым. В конце концов, некоторое время мы с Джереми были приятелями. У парней принято рассказывать друг другу такого рода вещи. Наверное, это было частью тех законов мужского братства, которые я изобрел. Он рассчитывал, что я буду держаться за него… но теперь знал, что ошибся.

— Хм, точно не знаю, — сказал я. Нет смысла быть чересчур самоуверенным. Я слишком отчетливо помнил, каково мне было всякий раз, когда она исчезала. Не хотелось бы сглазить.

Он направился к выходу, не дожидаясь меня, но вдруг словно запнулся и замер в дверях.

— Серьезно, что за черт, — Джереми произнес это достаточно громко, чтобы я расслышал… как и все остальные в радиусе десяти футов.

Он бросил взгляд назад, на меня, покачал головой и зашагал прочь.

Мне захотелось поскорее оказаться в коридоре — посмотреть, что там такое, — но это же срочно понадобилось и остальным. Один за другим все они останавливались на пороге и, прежде чем выйти, оглядывались на меня. К тому времени, как мне удалось выбраться из класса, я уже не знал, чего и ожидать. Абсурдно, но я почти не удивился бы, увидев Тейлор в блестящем бальном платье и с тиарой на голове.

Но за дверью кабинета испанского, прислонившись к стене, меня ждала Эдит, выглядевшая в тысячу раз красивей, чем позволительно кому бы то ни было. Ее большие золотистые глаза искрились весельем, а уголки губ едва заметно изгибались в намеке на улыбку. Волосы все так же были скручены в небрежный пучок, и у меня возникло странное желание вытащить из него шпильки.

— Привет, Бо.

— Привет.

Краешком сознания я понимал, что на нас смотрят, но меня это больше не заботило.

— Голоден? — просила она.

— Конечно, — на самом деле, я понятия не имел, так ли это. Все мое тело как будто пронизывал ток, что вызывало необычные и очень приятные ощущения. Ничего другого моя нервная система воспринимать не могла.

Повернувшись в сторону кафетерия, Эдит закинула сумку на плечо.

— Эй, давай я понесу, — предложил я.

Эдит подняла на меня чересчур наивный взгляд:

— Она выглядит слишком тяжелой для меня?

— Ну, я имею в виду…

— Разумеется, — неуловимым движением она сняла сумку с плеча и протянула мне, явно нарочно держа ее только кончиком мизинца.

— Э… спасибо, — пробормотал я, и она отпустила ремень в мою руку.

Наверное, мне следовало было догадаться, что ее сумка вдвое тяжелее моего рюкзака. Я поймал ее, не дав упасть на тротуар, а потом с усилием взвалил на свободное плечо.