Жизнь и смерть Бобби Z

Опять как в Хафджи, думает Тим, распластавшись по земле этой пустыни и пытаясь сообразить, где бы укрыться. Трассирующие пули полосуют ночное небо, от их воя руки-ноги просто, на хрен, отнимаются, парни орут, слышно, как топочут чьи-то ноги, двое мексиканцев поворачивают обратно к границе, продолжая тащить Морено, а потом один из них получает пулю в спину и вроде как тает, точно злая колдунья из «Волшебника из Страны Оз», которая каждую Пасху до чертиков пугала Тима. Другой парень, похоже, взбесился: толкнул Морено на землю, упал сам, прячась за ним, словно Морено – ковбойский конь в вестерне, и начал палить.

По Тиму.

Тут включаются военные навыки Тима, он ползет в укрытие и добирается до зарослей мескита. На секунду задумывается, не вернуться ли, чтобы попытаться помочь Эскобару, но даже отсюда видно, что у того больше нет лица, а значит, Эскобару уже не нужна помощь. Потом Тим видит, как этот долбаный Гружа несется вниз по склону на своем ревущем джипе, руля одной рукой и паля другой, и соображает, что пора сваливать.

Он выкатывается из кустов и доползает до узкой barranca,[8] которая идет параллельно границе и наверняка служит нелегалам настоящей автострадой,

судя по бесчисленным следам теннисных туфель. Тим как раз собирается сделать то же самое – топ-топ – и дернуть отсюда, потому что понимает: когда всю эту заваруху разгребут, Груже понадобится виноватый, и этим виноватым, конечно, окажется Тим Кирни.

Так что Тим припустился бегом.

Вдруг на границе словно зверинец выпустили на свободу: в лунном свете туда-сюда носились десятки людей. Неизвестно откуда появились нелегалы, для них этот хаос стал отличным отвлекающим фактором – ДЕА и головорезы Уэртеро вели яростную перестрелку. Тим вспугнул койота, который, отпрянув, застыл в ужасе: не понимал, куда бежать, потому что шум доносился со всех сторон сразу.

Тим бежал вместе с потоком нелегалов – мужчин, женщин, детей, – но тут появились «форды»-внедорожники иммиграционной службы, выскочили агенты, бросились хватать беглецов, и Тим сообразил: так не пойдет, и нырнул в заросли дымного дерева, чтобы переждать.

Как только иммиграционная служба закончила свое дело, Тим подумал: «Все, теперь надо дернуть отсюда, двинуть на восток – и саенара. Они хотели, чтобы я несколько минут побыл Бобби Зетом, ну я и побыл, а если тут у них все пошло наперекосяк, так это их проблемы, а не мои. Я выхожу из игры».

В этот миг у самого его уха раздается щелчок взводимого курка, и голос с мексиканским акцентом спрашивает:

– Мистер Зет?

Ну конечно…

– Это я, – вздыхает Тим.

6

Тим проснулся на накрахмаленных лиловых простынях в гостевой спальне, по размерам большей, чем дом, где он вырос. Он раздвинул плотные белые шторы – вся комната была белая, точно бумага, – и взглянул в окно на пустыню, бледную, как всегда бывает рано утром – солнце только начинало окрашивать сиреневым верхушки окрестных гор.

Форт – вот что это такое, решил Тим, впервые увидав здание при свете. Дом окружен восьмифутовой стеной из саманного кирпича со сторожевыми башнями по углам – как в том фильме, который он смотрел по ящику как-то воскресным днем: про трех братьев, которые удрали из дома и поступили в Иностранный легион. Названия, правда, он не помнил.

Зато он помнил, как сюда попал.

Мексиканец, который наставил на него пушку, убрал ее, как только Тим подтвердил, что он и есть Бобби Зет, и с великим почтением отвел Тима к армейскому бронированному вездеходу «хамви». Несколько часов они тряслись по извилистым горным тропам, пока не добрались до места, которое напоминало оазис посреди пустыни. Проехали через ворота с колючей проволокой под током, мимо нескольких вооруженных охранников и потом двинулись по дороге, ведущей в форт. Мужчина проводил Тима в его комнату и сообщил, что Брайан, кем бы, на хрен, ни был этот Брайан, желает увидеться с Тимом утром.

Тим, впервые в своей многотрудной жизни попавший в такую роскошную обстановку, с час нежился в круглой ванне, потом вытерся полотенцем размером с флаг, забрался в постель и скакал по телеканалам, пока не уснул. Утро вечера мудренее.

«И вот я тут», – думает он, надевая белый махровый халат, отодвигая стеклянную дверь и выходя из своей комнаты в маленькое патио. Садится в камышовый шезлонг, задирает ноги на столик из кованого железа и пытается вспомнить что-нибудь из той бодяги по ориентированию, которой их учили в морской пехоте. Но он не очень-то старается, потому что его пригревает солнце, и хорошо, просто чертовски отлично, – сидеть на свежем воздухе, причем в одиночестве.

Одиночество-то, конечно, весьма относительное. Он слышит, как слева, внутри форта, кто-то стучит по теннисному мячу, и примерно оттуда же доносится плеск воды в бассейне: кто-то накручивает спокойные, ровные круги. Появляется мексиканка, несущая свежее постельное белье, замечает его и с озабоченным видом подходит:

– Lo siento.[9] Я не знала, что вы проснулись.

– Ничего страшного, – отвечает Тим. – Я сам в этом толком не уверен.

– Café? – спрашивает она.

– Пожалуй.

– Solo о con leche?