Жизнь и смерть генерала Корнилова

А главное — местным можно было платить меньше, чем своим.

Впрочем, меры предосторожности, предпринятые англичанами, особых результатов не дали — вскоре в Дарксте был убит британский разведчик Хейуорд. Корнилов удивился: чего же этот дурак застрял там, когда была команда драпать? Хотел выслужиться? Итог получился печальный: замешкавшемуся британцу вспороли брюхо от пупка до кадыка.

— Вы слышали когда-нибудь об агентах-пандитах, Николай Фёдорович? — спросил Корнилов.

   — Странствующие монахи?

   — Да. С тибетского на русский это так и переводится: «странствующие монахи».

   — О том, что арестовали кого-то из них — взяли с полипными, не слышал, но о том, что среди них могут быть шпионы, догадывался всегда. У вас есть какие-нибудь новые сведения об этих людях?

   — Есть.

   — Интересно, интересно... Надеюсь, расскажете?

   — У меня нет от вас секретов, Николай Фёдорович.

   — О пандитах мне рассказывал в одном из писем Пржевальский, он встречался с ними в горах. Более того, они подарили ему древнее молельное колесо.

Корнилов сощурился иронически: молельное колесо для всякого монаха, познающего смысл жизни ногами, — святой предмет, с ним они не расстаются. Молельное колесо — это такой полый медный цилиндр-сундучок, внутри которого монахи хранят свитки с молитвами, а используют они эти сундучки по многу раз на день — ни одна молитва без свитков не обходится.

   — Ох, — Корнилов качнул головой, — не те это были пандиты.

   — Что, ненастоящие?

   — Настоящий странствующий монах никогда не подарит своего молельного колеса встреченному путешественнику, даже если у того будет царский титул, это — табу. Одну минутку, Николай Фёдорович. — Корнилов сходил к себе в комнату, принёс оттуда небольшое молельное колесо, выкованное из старой жёлтой меди, с тёмным замысловатым рисунком по всему барабану, на четырёх металлических ножках, погнутых от времени и долгих путешествий, поставил колесо перед консулом. — Полюбуйтесь, Николай Фёдорович!

   — Ну что... Молельное колесо как молельное колесо, вполне обычное. — Петровский снял с него верхнюю крышку, внутри колеса находились бумаги — молитвы, скрученные в небольшие бумажные рулоны, достал один из свитков, развернул. Свиток был написан тусклыми, выгоревшими от времени чернилами. — Молитва очень старая, вышла из-под руки писца лет двадцать назад. — Петровский вгляделся в текст. — Обращение к Всевышнему, чтобы дал дождя.

   — Как вы думаете, сколько лет этому молельному колесу?

Петровский приподнял колесо, подержал его в руках, словно хотел определить его вес, поставил на стол.

   — Старое колесо.

   — И всё-таки, Николай Фёдорович, сколько ему лет?

   — Точно не могу сказать, это, наверное, даже археолог-профессионал не определит, но колесу лет двести, не меньше.

Корнилов вздохнул:

   — Два с половиной года, Николай Фёдорович... Всего-то. Колесо это «древнее» сработано в местечке Дехра-Дан под руководством капитана топографического управления британской армии Томаса Монтгомери.

Консул покачал головой удивлённо, вновь взял колесо на руки, потетёшкал, будто ребёнка.

   — Поразительно, — произнёс он.

   — Смотрите. — Корнилов перехватил из рук консула колесо, вытряхнул из него свитки. — Само колесо — очень удобный контейнер для карт, путевых заметок, схем, зарисовок и прочих бумаг. — Капитан щёлкнул ногтем по внутренней стенке цилиндра. — А вот и потайное отделение. — Он подцепил пальцем небольшой плоский язычок и снял со дна цилиндрическую крышку. — Для двух-трёх секретных записок места хватает вполне.

   — Потрясающе! — Петровский неверяще покачал головой.

   — Вот углубление, видите? — Корнилов провёл пальцем по абрису лунки, выдавленной в крышке молельного колеса. — Это — место для компаса. Англичане сейчас заняты тем, что стараются ликвидировать белые пятна на своих топографических картах. Кашгария для них — сплошное белое пятно.

   — Естественно, для того, чтобы завладеть миром, нужны очень хорошие карты. — Петровский не выдержал, усмехнулся.

   — Для определения высоты пандиты используют термометры, их Монтгомери наловчился врезать прямо в посохи этих монахов. Более того, пандиты, Николай Фёдорович, научились делать то, до чего мы вряд ли когда додумаемся — наши отечественные агенты на это не способны: в раковинах улиток возят ртуть, и если им, например, нужно определить наклон вершины, они выливают ртуть в молитвенную чашу. Молитвенная чаша, в свою очередь, украшена рисунком. В орнамент вкраплены деления. По этим делениям пандиты очень точно определяют уровень горизонта и углы вершины.

   — Ну, что ж, — движения Петровского сделались неожиданно суетливыми, он с расстроенным выражением лица промокнул платком лоб, — это называется «Век живи — век учись». Я об этом никогда раньше не слышал.