Жизнь и смерть генерала Корнилова

К ружью немедленно подскочил другой китайчонок, такой же худосочный, с руками-прутинками, с трудом поднял штуцер с земли. Не удержал и уронил. Корнилов с интересом наблюдал за происходящим. Солдат стоял рядом, азартно почёсывался — видно, швы его халата были густо населены живностью — и не делал никаких попыток помочь пацанёнку.

От солдата здорово приванивало нужником, мочой и застывшей грязью. На стоявшего рядом русского офицера он не обращал никакого внимания. Корнилов неожиданно ощутил, каким нелепым, чужим выглядит генштабовский аксельбант, прикреплённый к плечу его мундира. И сам Корнилов — чужой на узкой улице, среди этой грязи и китайцев...

Второй пацанёнок наконец справился со штуцером, отодрал его от земли, ухватился за тяжёлую металлическую планку, намереваясь поставить ружьё на боевой взвод. Лицо китайского солдата даже не дрогнуло.

Корнилов вздохнул и двинулся дальше — надо было в ближайшей лавке купить молока и хлеба.

Торговые ряды примыкали к улице, на которой располагалось русское посольство. Самой живописной была мясная лавка, насквозь пропахшая свежей кровью. Лавочник — плечистый, пухлый, с цепкими руками двухметровый гигант тут же, прямо на улице, на пятаке перед лавкой, резал телят, овец, иногда, по заказу, ему пригоняли коз, и он одним взмахом острого ножа отваливал козе бородатую голову, иногда это происходило так стремительно, что сама коза не успевала сообразить, что произошло, и без головы пыталась ускакать по улице на какую-нибудь зелёную лужайку. У мясника была лёгкая рука.

За торговыми рядами тянулись несколько задымлённых, чадящих едален, где можно было отведать вполне сносный шашлык с китайскими приправами, пельменей с травами, выпить чашку пахучего вкусного бульона... Едальни были забиты какими-то странными людьми, наряженными в полусопревшие лохмотья, люди эти курили глиняные трубки и смачно сплёвывали себе под ноги.

Вечером Корнилов повидался с посланником Покотиловым — болезненным господином с бледным, измученным лицом.

   — Насколько мне известно, Лавр Георгиевич, вам и раньше доводилось бывать в Китае, — начал разговор посланник, с хрустом разминая пальцы. В умных тёмных глазах его гнездилась тоска. — И что же вас, если судить навскидку, со свежего взгляда, больше всего удивило здесь?

   — Китайские солдаты, — не стал лукавить Корнилов. — На солдат похожи не больше, чем я на франциеканского монаха. Немытые, вшивые — и как только они не боятся тифа? Щеголяют с дамскими веерами, которые солдатам вообще зазорно носить.

Покотилов преодолел боль, возникшую у него внутри, и натужно рассмеялся. На крыльях носа у посланника выступили капельки пота.

   — Вы, Лавр Георгиевич, наверное, ещё не видели солдат, которые летом, в жару, укрепляют веер над головой, на манер дамской шляпки и обматывают его косичкой, чтобы не потерять. Это зрелище удивительное.

   — Видел, видел, всё это видел. Как и бамбуковые курительные трубки, которые китайскому солдату гораздо дороже, чем оружие, и старые рваные зонтики.

Посланник был прав: здешние солдаты представляли собой зрелище именно «удивительное». Солдат был всегда готов променять на какую-нибудь интересную безделушку не только свой штуцер, но даже современную японскую пятизарядную «арисаку», окажись в руках одна из этих винтовок, которых в китайской армии насчитывалось всего десятка полтора штук. Однако тот же солдат никогда нигде не забудет и ни на что не променяет свою трубку. Носили солдаты трубки, как пистолеты — затыкали сзади за пояс. Отсутствие же зонтика в амуниции приравнивалось к беде — это означало, что солдат принадлежит к самому низшему слою общества.

Трубка, правда, была главнее зонтика. Она помогала китайскому солдату одолевать голод: затянется иной плосколицый бедолага горьким сизым духом, покашляет дымом в кулак — и ему малость полегчает, чувство голода отступит, живот перестанет противно бурчать, словно солдат уже вкусно пообедал в какой-нибудь сельской харчевне.

Во время воинских походов доблестные защитники Поднебесной империи напропалую грабили лавки, подгребали в них всё, что попадалось на глаза. Китайские лавочники при виде доблестного отечественного войска, призванного их защищать, разбегались с визгом, кто куда.

Минут через двадцать Покотилов пригласил нового военного атташе на ужин.

   — Я попросил повара, чтобы ужин состоял только из китайских блюд, желательно редких, — сообщил он.

Посольская столовая была небольшой, уютной, с чистыми желтоватыми окнами; большое печальное дерево тихо постукивало по стёклам своими тёмными голыми ветками.

Обедали за круглым китайским столом, посреди которого на вертящемся круге стоял аквариум с золотыми рыбками. Всё пространство около аквариума было заставлено блюдами с едой.

Личный повар посланника Покотилова постарался; на столе было всё — от жареной свинины с травами и бараньих потрохов до рыбы в белом соусе и пирожков с мясистой сочной травой.

   — Китайскими палочками пользоваться умеете? — спросил Покотилов.