Жизнь и смерть Гришатки Соколова

- Есть, есть добрые дела! - закричал он что есть силы. - Я на пасху всем по копейке жалую. На великий пост богу за души усопших поклоны бью.

- Так, так, - подбадривает Пугачев.

- Я и за вас помолюсь, - слукавил помещик, - за ваше величество...

- Да, - усмехнулся Пугачев, - вижу, и вправду много добрых дел на твоей душе. Так как же, детушки, - обратился к крестьянам, - карать мне вашего барина или миловать?

Мужики враз, как по команде, бросились Пугачеву в ноги:

- Карать, карать, батюшка. На виселицу его, дых ему в передых.

Пугачев привстал во весь рост, глянул на согнутые спины крестьян, перевел взгляд на помещика, потом на стражу свою.

Тихо. Все замерли. Ждут царского слова.

- Бог не осудит. Вздернуть! - взмахнул Пугачев рукой.

- А-ай! - завопил помещик. - Разбойник! Злодей!

- Ба-атюшка, благодетель, заступник! - кричали крестьяне.

"ПРЕШПЕКТИВНАЯ" ТРУБА

У Пугачева имелась подзорная труба.

Любил Емельян Иванович глянуть в нее - далеко видно.

Вот и сейчас. Гришатка крутился в царевой горнице. А Пугачев, приложив подзорную трубу к глазу, рассматривает, как казаки где-то на краю Бёрдской улицы устроили драку.

- Ах, паскудники, ах, лешие! - ругается Пугачев. Крикнул караульных: - Там казаки дерутся. Разнять да всыпать зачинщикам!

То-то будет зачинщикам! Пугачев строг к непорядкам.

- Что это у тебя, государь? - спросил Гришатка, показывая на трубу.

- Инструмент оптический, - ответил Пугачев. - "Прешпективная" труба называется.

- А чего в ней видно-то?

- Все, что пожелаешь, - сказал Пугачев. - Хоть край света, хоть завтрашний день.

- Да ну! - не сдержался Гришатка. - И Тоцкое?

- Можно и Тоцкое.

Пугачев приложил трубу снова к глазу, всмотрелся и говорит:

- Вон деревеньку вижу. Церковь на взгорке. Погост. Каменный дом с крылечком.

- Так это же Тоцкое! - закричал Гришатка. - Дом управителя нашего штык-юнкера Хлыстова.

- Вон девоньку вижу. С косичкой. Маленькая такая. Букашечка, продолжает Емельян Иванович.

- Так это же Аннушка, Аннушка, сестренка моя!

- Вон деда старого вижу. С клюкой, с бородой в пол-аршина.

- Так это же дедушка наш, дедушка Тимофей Васильевич!

Потянулся Гришатка к трубе:

- Дозволь, дозволь, государь, глянуть.

- Смотри, - произнес Пугачев.

Вцепился Гришатка в трубу, ну и, конечно, никакого Тоцкого не увидел. А просто выросла перед ним крыша соседнего дома, только так, словно бы кто ее передвинул к самому Гришаткину носу.

Понял Гришатка, что Пугачев пошутил. Однако виду не подал. Понравилась ему пугачевская выдумка про магическую силу трубы.

Через несколько дней он снова выпросил у Пугачева трубу, а потом еще и еще раз. Ляжет Гришатка на лавку, один конец трубы к глазу, второй в потолок. Лежит смотрит, и возникают перед мальчиком Тоцкое, и Оренбург, и Москва, и Питер, и весь белый свет. И раскрывается перед ним та самая синь-даль и жизнь-свобода, про которую рассказывал Емельян Иванович. Нет на земле ни бар, ни господ. Не слышно стона мужицкого. Не видно плача сиротского. Земля, и леса, и горы - все это не барское и не панское, все это работника-труженика. Эх, и жизнь: чудеса и сказка!

Заинтересовался Пугачев, чем это занят мальчишка.

- Чем ты там занят?

Рассказал Гришатка Пугачеву про то, что видел.

- Да ну! - подивился Емельян Иванович. - Синь-даль, жизнь-свободу... - Задумался. - Эх, кабы труба не соврала! Да-а-а, зажили бы людишки на белом свете!.. А может, оно так и будет, Гришатка. Ась? Труба ведь не простая, труба - "прешпективная".

НА УРАЛ

Полюбился Хлопуше Гришатка, с самой первой встречи понравился.

Мало того что раздобыл он мальчику полушубок - как-то горсть леденцов принес, потом рубаху синего цвета, наконец притащил Нениле для Гришатки бараний бок.

- Ты что, сдурел? - набросилась стряпуха на великана. - Что, его тут голодом морят, не поят? Чай, при особе самого императора кормится...

"Безносый-то опять приходил, - рассказывала потом Ненила мальчику. Видать, люб ты ему, Гришатка".

А тут как-то явился Хлопуша с казацкой саблей.

- На, получай!

Разгорелись глаза у Гришатки. Вот это подарок!

- Что, - закричал Пугачев, увидев у мальчика саблю. - Кто сие баловство придумал?!

- Пусть, пусть позабавится дитятко, - стал упрашивать Пугачева Хлопуша. - Мальчонка же он, государь. Не забижай ты его. Они, мальчонки, все до ружья охотники.

Осталась сабля у мальчика.

Нацепит ее Гришатка, по слободе бегает. Сабля длинная, по снегу волочится.

- Атаман, как есть атаман! - кричат со всех сторон пугачевцы.

Нехватки в пушках, ядрах и порохе по-прежнему не давали Пугачеву покоя. "Эх, Урал, Урал-батюшка, вот бы куда податься! - размышлял Пугачев. - Прямо бы на самые железоделательные и оружейные заводы".

И вдруг нежданно-негаданно явились к Пугачеву с Урала три заводских человека.

- Государь, ждут, ждут тебя на заводах. И пушки, и ядра будут. Снаряжай-ка своих людей.

На один из заводов, на Петровский, в поселок Авзян решили послать Хлопушу.

Выслушал Хлопуша царское слово:

- Слушаюсь, батюшка.

- Ну, с богом! Ступай.

Хлопуша ушел, однако через несколько минут снова явился.

- Ну что тебе?

- Дозволь, государь, мальчонку с собою взять.

- Какого мальчонку?