Жизнь и судьба Михаила Ходорковского

Леонид Борисович очень уравновешенный человек, я задавала не самые приятные вопросы: о приписываемых ему преступлениях, о Рыбине [104], об Ольге Костиной [105], об убийстве Нефтеюганского мэра. И он оставался совершенно спокойным. И только когда я заговорила об РГГУ, сделал паузу и пошел делать себе кофе.

— Если бы я, как раньше, курил трубку или сигару, я бы сейчас закурил, — начал рассказ мой собеседник. — Теперь в этих ситуациях я пью кофе. Потому что есть вещи, которые действительно эмоциональны для меня, они личные, и РГГУ из них.

И все глобальные идеи в области социального предпринимательства, и приоритеты исходили от Ходорковского. Я не могу сказать, что я хуже в этом разбираюсь, но он для меня учитель. Потому что он первым дошел до необходимости social entrepreneurship и введения гражданского общества в России как одного из механизмов обеспечения невозвратности от свободы к несвободе и задал для меня приоритеты вложений, и один из приоритетов — это инвестиции в свободное образование.

Идея поиска института, и в первую очередь гуманитарного, или создание гуманитарного заведения, где можно прокатывать такого рода программы, принадлежала в целом ему. При этом я с 1990 года имел прямое отношение к созданию Московского Международного Университета Гавриила Попова. Я там даже преподавал public relations на факультете социологии, где деканом был Саша Осовцов. Я был в институте членом Сената, и мне было очень интересно участвовать в процессе становления ВУЗа.

К 2000 году я понимал, что и 10 лет недостаточно для создания университета. И, когда мы с Ходорковским начали обсуждать инвестиции, а не создание, то мы думали, какой университет готов для этого и хорош для этого, для такой рыночной перестройки, и с кем мы способны договориться. Потому что институт или университет может быть и ничего, но система организации, ректор и т. д. таковы, что никогда не договоришься.

Априори самый лучший гуманитарный ВУЗ в России — это РГГУ. Это можно даже не обсуждать. И в первую очередь потому, что им долго управлял Афанасьев, человек шестидесятнических, но очень продвинутых, свободных взглядов.

Поэтому выбор пал на РГГУ. У нас было несколько подходов к разговору с Афанасьевым. Но он — человек достаточно жесткий, тяжелый и авторитарный, как многие демократы, он демократичен по убеждениям, но авторитарен по форме управления. Поэтому у нас не получалось. И только в тот момент, когда мы созрели до того, что мы готовы вложить много, принципиально много и участвовать лично, вплоть до того, что я буду ректором, разговор сдвинулся, и Афанасьев пошел навстречу.

— Вы долго пытались его убедить?

— Года два-три мы с ним взаимодействовали с разной интенсивностью. И людей просили говорить о нас. Это было очень логичное соединение. Мы уже прошли школу «Открытой России» и сделали первый самый удачный проект Федерации Интернет-образования. Я реально понял, что есть что-то в жизни, в России, такое, что я хотел бы делать сам. Мне было бы интересно лет десять-пятнадцать этим заниматься и достичь результата. Например, организация и руководство гуманитарным ВУЗом.

Почему гуманитарным и почему образование является приоритетом в социальных инвестициях? Потому что система образования, если ее правильно выстроить, обеспечит высокое качество следующих поколений. Если образование гуманитарное и свободное, то и люди, которые идут в преподавание, в политику, в науку, вообще в общество, соответствующие. Наличие вуза такого уровня, наличие такой кадровой школы обеспечивает преемственность в сторону свободы, демократии, парламентаризма.

— Это был проект в рамках построения гражданского общества?

— С одной стороны, да. С другой стороны, это тяжелая работа в системе образования по превращению не совсем советского, но все-таки советского вуза в совершенно другое, в полноценный, международного уровня Гуманитарный Университет.

— А перевод его на рыночные рельсы подразумевал какую-то плату за образование?