Жизнь и судьба: Воспоминания

Когда эти стихи писались, не знаю, но в них провидческое слово «кончина», она близится в последний день пути. Кончина пути — конец пути, конец жизни. Зато звоны вечности и «тонкий хлад нездешней тишины». Все сказано и все помнится Валентиной Михайловной в июле 1953 года, когда неведомая болезнь уже охватила ее, а она хочет, чтобы и я пережила давний восторг обоих путников на горных перевалах, среди стремнин и высей гор. Но мы побывали тоже в ущелье, правда, не в Кассарском, а в Трусовском, в стороне от станции и селения Коби (Военно-Грузинская дорога — места, где родилась моя бабка Васса Захаровна), пробираясь к истокам Терека. Об этой адской теснине я упоминала выше. Но лезть по глыбам Цейского ледника не хотелось.

Мы, слабые души, избрали наиболее удобный путь, знакомый всем, едущим из России в земли «за хребтом Кавказа», как писал Лермонтов.

Ехали мы, конечно, по Военно-Грузинской дороге, через Тбилиси (приятно провели время в гостеприимном прохладном доме родственников Нины), осмотрели окрестности, побывали в священных местах — Мцхетском Светицховели и древнем женском монастыре Самтавро, где когда-то игуменьей была святая Нина. Стояли на монастырской вечерне.

Потом дорога на Кутаиси, в Гелатский монастырь Давида Строителя. Упорно карабкались пешком через виноградники в жару и пыль, мечтая о глотке холодной воды, — мальчишки продавали ее внизу, на станции, бегая и зазывая «Цхали, цхали». Через перевал, туннели, к Черному морю, лежавшему рядом с рельсами, радующему вечерней прохладой.

Так и объездили все точно по расписанию, удивляя встречных нашими познаниями, почерпнутыми из верного «Москвича», красной толстенькой книжицы. Путешествие было веселое, отчаянное (все-таки две спутницы женского пола, без мужчин), растратили все деньги, и даже те, что нам выслали по телеграфу. Но зато вернулись домой с чувством выполненного долга. Все-таки посмотрели мир.

Лосевы же каждое лето, пока меня не было, сидели и трудились где-нибудь на даче, снятой с огромными трудами. Алексей Федорович не спал, требовалась тишина, а всюду кричат петухи, лают собаки, орут ребятишки и почему-то, куда ни глянешь, детские сады с целой оравой крикунов.

Жили по Северной дороге два лета в «Заветах Ильича». Адрес: Спартаковская улица, 24. По ходу поезда с правой стороны, идти минут семь перпендикулярно линии железной дороги. Лето 1949 и 1950 годов. Дальше была станция «Правда» — тоже характерное название. Лосевы рассказывали мне, что когда-то это место называлось Братовщина. Там были густые леса, дом, где летом жили родители Валентины Михайловны — снимали дачу. Привозили туда летнюю мебель, удобные диваны и кресла в летних чехлах, обязательно рояль — Валентина Михайловна играла. Всегда в гостях молодежь, лодки, река, Валентина Михайловна любила грести. Пикники, чай за вечерним столом, неторопливые беседы. Все кончилось, ничего не осталось, кроме пожелтевших любительских фотографий. Теперь, когда нет на свете Валентины Михайловны, а вовремя не спросила, и не узнаешь, кто же там изображен, что это за милые лица?

В «Заветах» симпатичный хозяин, Николай Андреевич (брат профессора-русиста Расторгуева [301]

), и его сестра Афанасия Андреевна — хлопочет по хозяйству. Алексей Федорович под деревьями за столом, рядом пес, прекрасная лайка, умница Аян. Очень любит сахар, и когда Алексей Федорович (а он с детства обожает собак) спрашивает Аяна: «Сахару дать?», тот лает в ответ так, что мы буквально слышим: «Дать». Бедняга Аян погиб, и хозяин больше не заводил собак.

Под деревьями на коврике и я, лежа, сочиняю лекции — опять-таки требование Алексея Федоровича. К Валентине Михайловне пришла баба, принесла молоко и землянику. На руках ребенок. Баба говорит малышу: «Ну, плюнь на маму, плюнь». Младенец плюется, мать очень довольна, а Валентина Михайловна сразу мрачнеет. Предвидит, наверное, будущее ребенка и мамаши. На заднем дворе утки, роскошный петух и куры. Ими командует Афанасия Андреевна, почти глухая, добрая, всегда в темном. Стоим среди этой живности с Валентиной Михайловной, и она вдруг задумчиво говорит мне: «А я знала женщину, которую тоже звали Афанасия». Не знаю почему, но эти слова мне крепко запали в душу. И когда выяснилось, что Алексей Федорович и Валентина Михайловна приняли 3 июня 1929 года тайный монашеский постриг под именами Андроника и Афанасии, поняла ту печаль, с которой много лет тому назад были сказаны эти слова. Да, Валентина Михайловна знала в другой жизни совсем другую женщину, Афанасию, но она, эта другая, жила в нынешней потаенно, печально напоминала о себе.

Живали Лосевы и в Кратове, вблизи своих старинных друзей Воздвиженских. Владимир Иванович — сын последнего настоятеля Успенского собора в Кремле, Елена Сергеевна — дочь известного русского генетика Сергея Сергеевича Четверикова, преследуемого в годы лысенковского торжества. Е. С. Воздвиженская — ученица Алексея Федоровича по гимназии.