Жизнь и учение Конфуция

При императоре Цзя-цине (1796–1821) случилось, что в одной из губерний муж в согласии со своею женой убил свою мать. Губернатор провинции донес об этом происшествии в Пекин, и государь, считая наказание, назначаемое законом за убиение родителей, недостаточно сильным, в эдикте своем постановил следующее: место, где случилось происшествие, проклясть и отвести под дорогу; обоих виновных подвергнуть смертной казни; мать жены-преступницы наказать палочными ударами; студентов округа, где случилось убийство, в течение трех лет не допускать до экзаменов; чиновников округа лишить должностей и выслать; дом, в котором жили преступники, разрушить до основания. «Пусть губернатор, – прибавлялось в эдикте, – сделают мое решение известным, оно должно быть доведено до сведения народа по всей империи, и если где-либо найдутся такие отвратительные дети, которые будут противиться своим родителям, причинять им болезни или осмелятся поднять на них руку, то они будут наказаны подобным же образом. Когда ты, народ, будешь знать новое постановление, то отнесись с уважением к воле государя, подчиняйся ей и не смотри на этот эдикт как на пустые слова, так как я твердо решился подобные преступления наказывать так же, как наказал Фан-чжена. От всего моего сердца я убеждаю всякого блюсти за собой; я приказываю правителям всех губерний довести об этом до сведения старшин семейств и деревень и прочитывать мое постановление во второй и шестнадцатый день каждого месяца, чтобы выяснить важность житейских отношений и чтобы никто не восставал против своих родителей, так как я хочу, чтобы народ был проникнут детскими чувствами».

Отношения к родителям, а затем и к старшим, мудрым легли, следовательно, в основу этого кодекса церемоний. Затем отношения к мудрым и старшим повлекли за собой отношение вообще к почтенным людям, выше нас стоящим на общественной лестнице, и т. д., и т. д.

Вот каким образом создались церемонии, то есть кодекс обхождения друг с другом. Они глубоко вкоренились в китайский народ, и всегда китайцы поражают европейцев своей ласковостью и обходительностью. И потому, если читатель и не согласится с принципом церемоний, то во всяком случае он может отнестись к этому с должной серьезностью, как к тому, что имеет огромнейшее жизненное значение для многих миллионов народа, считающего свою историю тысячелетиями и все время следовавшего этому принципу. В этом отношении наши крестьяне ближе всего подходят к китайцам своею так называемой патриархальностью.

Что касается «музыки», то вот что говорится о ней в разговорах Конфуция: «Если у человека не будет добродетелей, свойственных человечеству, то что для него музыка? (3.3); «Ум образовывается чтением од, характер воспитывается правилами поведения, окончательное же образование дает музыка» (8.8); «Когда Конфуций услыхал музыку шао, он семь месяцев не мог испытывать вкуса от пищи и говорил: я не думал, чтобы могла быть такая прекрасная музыка, как эта» (7.14); «Конфуций, живя в Учэне, услыхал звуки музыки инструментов и пение. Будучи доволен этим, он сказал: «Зачем пользоваться для того, чтобы зарезать курицу, огромным ножом, которым убивают быка?» Цзы Ю отвечал: «Прежде, учитель, я слышал, как ты говорил: когда человек, занимающий высшее положение, образован хорошо, то он любит людей, когда человек в низшем положении хорошо образован, то им легко управлять».

Конфуций сказал своим ученикам: «Ученики мои, слова Ю совершенно верны. Я сказал же свои только в том смысле, что жалко, если музыке, не придавали важного воспитательного значения» (17.4); «Учитель сказал о музыке шао, что она в совершенстве прекрасна, так же, как и в совершенстве хороша, возбуждая хорошие чувства. Он сказал о музыке у

, что она была также в совершенстве прекрасна, но не в такой же степени хороша (3.25). – Мелодия и чувства (см. примечания к этому у Легга).

Конфуций, давая поучение главному учителю музыки в Лу, сказал: «Как играть – можно узнать. В начале песни все части должны звучать вместе. Когда музыка продолжается, все должно быть в гармонии, и хотя и должны выделяться особенные звуки, но они не должны нарушать гармонии; и так до самого конца» (3.23).

Конфуций говорит: «Только когда я вернулся из Вэй в Лу, была преобразована музыка, и тогда только отрывки правильных од и хвалебных песен нашли свое место» (11.13); «Все это требуется приличиями, говорят. Разве все эти платья и шапки требуются приличиями? Это требуется музыкой? Разве все эти колокола, трезвон и грохот требуются музыкой?» (17.11).

Этим Конфуций хочет показать, что не одни только звуки определяют музыку, а определяет ее нечто другое – то, чему она служит.