Жизнь и учение св. Григория Богослова

Григорий подробно говорит о внешнем облике и манерах поведения Василия. У него было бледное лицо, длинная борода, тихая походка; говорил он медленно, с раздумьем, углубившись в себя. [1664] В нем все было естественно, все просто, непритязательно, непреднамеренно. [1665]"Часто его улыбка служила похвалой, а молчание — выговором" ", — пишет Григорий. [1666] Не будучи словоохотливым, склонным к смеху или развлечениям, Василий, однако, прекрасно чувствовал себя в обществе:"…Кто был столь же приятен в собраниях.., кто мог увлекательнее его беседовать? Кто умел шутить столь же назидательно, порицать столь же деликатно, не делать из выговора разнос, а из похвалы — потакание, но и в выговоре, и в похвале избегать неумеренности?.."

[1667] Человек обоженный может и увлечься беседой, и пошутить, и сделать выговор, однако во всем он соблюдает умеренность. Даже достигнув вершин духовного совершенства, святой не утрачивает свойств обычного человека, но каждое его действие, каждое движение наполняется Божественным присутствием.

У Василия, согласно Григорию, был особый дар истолкования Писаний. Его проповеди и экзегетические труды отличались новизной и глубиной; в текстах Писаний он, следуя александрийской традиции, стремился от буквального смысла прийти к более высокому, вскрывая один за другим различные смысловые пласты. Григорий говорит о том глубоком впечатлении, которое производят на него богословские сочинения Василия:

Кто больше него очистил себя для Духа и подготовился к тому, чтобы стать достойным толкователем божественного? Кто больше просветился светом знания, прозрел в глубины Духа и с Богом изучил то, что касается Бога?.. Что служит наслаждением на пирах? Что — на площадях? Что — в церквах? Что дает наслаждение начальникам и подчиненным, монахам и отшельникам.., занимающимся философией внешней или нашей? Одно для всех величайшее наслаждение — его писания и творения… Умолкают те толкования Божиих слов, над которыми потрудились некоторые в древности, провозглашаются же новые; и тот у нас превосходит всех в словесности, кто больше других знает сочинения Василия… Когда я держу в руках его" "Шестоднев" "[1668] и читаю его вслух, [1669]

тогда бываю вместе с Творцом, постигаю логосы творения и удивляюсь Творцу больше, чем раньше, когда моим наставником было одно зрение. [1670] Когда передо мной его слова против еретиков, [1671] тогда вижу содомский огонь, которым испепеляются злые и беззаконные языки… Когда читаю о Духе, [1672] обретаю Бога, Которого (всегда) имею, и открыто изъясняю истину, восходя по ступеням его богословия и созерцания. Когда читаю его остальные экзегетические сочинения..,

[1673] тогда убеждаюсь не останавливаться на одной букве и смотреть не только на то, что сверху, но продвигаться все дальше, переходя от одной глубины к другой глубине, призывая бездной бездну [1674] и обретая во свете свет, [1675] пока не достигну самой вершины. Когда читаю его Похвальные Слова подвижникам, [1676]

тогда презираю тело, беседую с героями Слов, вдохновляюсь на подвиг. Когда читаю его нравственные и практические слова, [1677] тогда очищаюсь душой и телом, становлюсь храмом, вмещающим Бога, органом, на котором играет Дух, певцом Божией славы и сил: благодаря этому я настраиваюсь, прихожу в порядок, делаюсь из одного человека другим, изменяюсь божественным изменением.[1678]

В Надгробном Слове Григорий касается и того вопроса, по которому между ним и Василием возникали недоумения: вопроса о Божестве Святого Духа. Как мы уже писали, [1679] Григорий открыто называл Святого Духа Богом, тогда как Василий воздерживался от этого: очевидно, он не хотел выглядеть слишком радикальным в глазах своих противников. Григорий подчеркивает, что разница между ним и Василием была лишь в тактике: Василий, занимавший высокий пост архиепископа Кесарии Каппадокийской, заботился прежде всего о сохранении мира в своей обширной митрополии, тогда как Григорий был более свободен в высказываниях. Однако и Григорий, и Василий исповедовали одну веру: