Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Вскоре в этот состав был принят еще автомобилист — Илья Туревский, и в таком составе жюри просуществовало много лет. Таким его и изобразил на своей карикатуре великий датский художник Херлуф Бидструп. Стоит со своим самодельным автомобилем озадаченный изобретатель; напротив него за столиком, ведущий — Володя Соловьев, а за ними — жюри. Вот тот, озверевшего вида мужчина в очках с черной бородой и в сванской шапочке, занесший правую руку прямо над головой уважаемого Василия Дмитриевича — это я. С тех пор я сильно изменился — нет очков (прошла близорукость), нет черной бороды и волос (они поседели, и я их сбрил), нет даже сванской шапочки (ее стали путать с еврейской «кипой», и я перестал ее носить). Но озверелость осталась, это прошу учитывать!

Кто только ни побывал на наших передачах, с кем только ни столкнула меня судьба! Хорошо запомнился тогда еще 94-х летний Л.С. Термен, изобретатель первого электронного музыкального инструмента — «терменвокса». Термен рассказывал, как однажды он буквально водил руками В.И. Ленина, обучая его игре на терменвоксе. «Руководил вождем мировой революции!» — опасно шутил он.

Оригинально прошла моя первая встреча с Л.С.Терменом. Меня делегировали встречать престарелого корифея и доставить его в студию. Я стоял у лестницы в помещении телецентра в Останкино, когда вдруг появляется Л.С.Термен, подходит ко мне и почти как старик-Державин лицеиста-Пушкина, спрашивает: «Юноша, где здесь туалет?».

Наслышавшись о сыне легендарных А. Ахматовой и Н. Гумилева — этнографе Льве Николаевиче Гумилеве, я с трепетом ожидал встречи с человеком, который для меня был символом русской интеллигенции. Но все вышло несколько иначе.

Речь в передаче шла о кочевых народах, которые Гумилев горячо защищал. А на мое замечание о том, что кочевники оставляют после себя лишь загаженную пустыню, он вдруг резко отреагировал:

— Молодой человек, а вам известно, что я профессор? Я вас на зачет не допустил бы! — и все это в микрофон. Несмотря на то, что Гумилев грассировал на все буквы и понять его было трудновато, я все-таки его реплику «усек», и тут же, тоже в микрофон парировал:

— А я не только профессор, но и доктор наук, к тому же — заведующий кафедрой, и с такими взглядами я бы никакого профессора до лекции не допустил!

Шум, смех в зале. Соловьев мимо камеры грозит мне кулаком и делает страшное лицо…

«Досталось» от Гумилева и Захарченко. Защищая русский быт, писатель упомянул русскую избу. На что Гумилев, превозносивший юрту кочевников, строго спросил Василия Дмитриевича:

— А вы вообще-то русскую избу когда-нибудь видели?

Захарченко аж застонал от обиды и умоляюще посмотрел на Соловьева:

— Володечка, зачем я должен терпеть такое?

А Володя и весь зал хохотали.

Встречались на передаче и люди откровенно безграмотные. Иногда я не выдерживал чьей-нибудь безграмотности, причем высокомерной, и, озверев, хватал стул или иной тяжелый предмет и нападал на обидчика. Тот почти всегда позорно ретировался. Эти моменты Володя обычно оставлял в эфире — они вызывали «оживляж».

У того, кто помнит наши передачи, может остаться впечатление, что мы с Василием Дмитриевичем были антагонистами. На самом деле препирались-то мы чаще всего для пущего интереса. За исключением случаев, когда Захарченко требовал внедрения разработок кустарей-изобретателей нашими заводами. Как человек близкий к производству, я понимал, что это невозможно.

Пример: Кузов легкового автомобиля самодельщики чаще всего клеили из нескольких слоев стеклоткани на эпоксидке. В лучшем случае вся эта склейка продолжалась неделю. А теперь представьте себе, что на ВАЗе внедрили бы этот метод. В год ВАЗ тогда выпускал не менее 660 тысяч автомобилей, в неделю — это около 15000. Где бы «сохли» целую неделю эти 15000 кузовов, и что стало бы со сборочным конвейером при этом? Тогда наши препирательства становились принудительными.

Однажды в наш спор вмешался даже ЦК КПСС. Одному из секретарей ЦК КПСС, отвечающих за промышленность показалось, что я таким образом охаиваю отечественное автомобилестроение (хотя его и надо было охаивать!). И он тут же после окончания эфира передачи, а это было около 11 часов вечера, звонит «суровому» и своенравному Председателю Гостелерадио тов. Лапину, о том, что некий профессор в кожаном пиджаке из жюри «Это вы можете!» хулил нашу автомобильную промышленность. «Узнать, навести порядок, доложить!» Лапин уже ночью поднимает с постели Соловьева и в еще более действенных выражениях требует объяснений. Володя успокоил его, доложив, что агрессивный профессор

— «свой человек» и полностью находится под «нашим» контролем. А мне Володя позвонил и сказал только:

— Сегодня ночью мне из-за вас попало!

А я передумал, какие угодно сценарии этого «ночного назидания», но суть дела узнал только при личной встрече.

Мы с Василием Дмитриевичем хорошо «сошлись» на почве выпивки. Обычно, мы «это» брали с собой, и, либо во время перерывов, либо, когда камеры «смотрели» не на нас, «пропускали» стаканчик — другой. Когда Володя замечал это, ругал нас нещадно.