Жизнь Иисуса

Каждая встреча воскресшего Христа со Своими близкими напоминает христианину какое-либо событие его собственной жизни. Мария Магдалина плачет у гроба, «потому что унесли Господа ее и не знает, где положили Его». «Сказав сие, обратилась назад и увидела Иисуса стоящего, но не узнала, что это Иисус. Иисус говорит ей: „Жена! Что ты плачешь? Кого ищешь?“ Она, думая, что это садовник, говорит Ему: „Господин! Если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его“. Иисус говорит ей: Мария! Она, обратившись, говорит Ему: „Раввуни!“»

Почему бы нам не признаться, что и мы иногда таким же образом вдруг узнаем Его? Чаще всего — в Его священниках, о которых мы так дурно говорим! Однако христианину, по привычке (быть может, плохой) наугад преклонявшему колени перед какой-нибудь исповедальней, не раз случалось слышать неожиданные, ошеломляющие слова; от кроткого и смиренного сердцем незнакомца, заточенного в зарешеченную гробницу исповедальни, он вдруг получает дар Божественной нежности, утешение, исходящее не от этого человека.

Сколько раз срывалось с наших уст молитвенное взывание Фомы, прозванного Близнецом, когда глазами, исполненными веры, и щупающими руками слепца мы видели и касались ран Господа! «Dominus meus et Deus mews…» Господь мой и Бог мой. Он — достояние всех — дарует Себя каждому в отдельности.

В первый раз Иисус появился в запертой комнате, где из страха перед иудеями скрывались ученики, и показал им Свои раны. Он исполнил их сердца миром и радостью и передал власть отпускать грехи. (О уверенность в полученном прощении! Рука священника на нашей голове, и слова разрешительной молитвы текут по нашему сердцу и плоти, подобно воде и крови, истекающим из пронзенного копьем ребра!). Когда явился Иисус, Фомы среди них не было, и потому он не хотел верить их рассказам: «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей и не вложу перста моего в раны от гвоздей и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю». Восемь дней спустя Иисус вновь неожиданно приходит к ним и говорит Фоме: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои, и не будь неверующим, но верующим^». Фома отвечает Ему: «Господь мой и Бог мой!^»

Иисус говорит ему: «Ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие!^»

Господи, хотя мы и не видели Тебя телесными очами — веруем в Тебя.

Кому из нас не знаком путь в Эммаус? Кто не шел по этой дороге однажды вечером с сознанием, что все потеряно? Христос умер в нас. Его отняли у нас мир, философы и ученые, наши страсти. Не стало Иисуса для нас на земле. Мы шли по дороге одни, но Кто-то шел рядом. Мы были одни — и в то же время не одни. Наступает вечер. Вот дверь, открытая в полутемную комнату гостиницы, пламя очага, которое освещает лишь земляной пол и шевелит тенями. О преломленный хлеб! О частица хлеба, вкушаемая вопреки такому горю! «Останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру!»

День склоняется к вечеру, жизнь подходит к концу. Детство кажется более далеким, чем начало мира; из утраченной юности до нас доносится лишь последний шелест в мертвых деревьях неузнаваемого парка.

«И приблизились они к тому селению, в которое шли; и Он показывал им вид, что хочет идти далее. Но они удерживали Его, говоря: останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру. И Он вошел и остался с ними. И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им. Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его. Но Он стал невидим для них. И они сказали друг другу: не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание?»

Однажды Кифа, Фома, Нафанаил, Иаков и Иоанн ловили рыбу. Они вернулись на Тивериадское озеро к своим лодкам и сетям, «они остепенились» — так, вероятно, думала их родня. На этот раз они ничего не поймали. Какой-то Незнакомец посоветовал закинуть сеть по правую сторону лодки. И тогда они вытащили столько рыбы, что Иоанна внезапно осенило: «Это Господь! Петр, это Господь!» И Петр тотчас бросается в воду, чтобы как можно скорее достигнуть своего Возлюбленного. Он там, на берегу. Это действительно Он. Дымятся угли. На солнце сохнет одежда Петра. Печется пойманная ими рыба. Иисус дает им хлеб, они принимаются за еду, даже не спросив Его: «Кто Ты?» Никогда нет полной уверенности, что это Он. Но нет! Боже мой! Это Ты! Конечно, это Ты задаешь вдруг вопрос (о, как он нам знаком! Знаком вопрос, но, увы, не ответ):

— Симон Ионин! Любишь ли ты Меня больше, нежели они?

— Так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя…

— Паси агнцев Моих…