Жизнь Исуса Христа

Там Он был со зверями, говорит св. евангелист Марко[98]

, и они не сделали Ему вреда. На аспида и василиска наступишь, попирать будешь льва и дракона, восклицает боговдохновенный пророк

[99]

, и обещание исполнилось, как на Христе, так и на многих верных сынах Его. Да не смущаются же при этом те, чья робкая вера сторонится от всего, что походит на чудо. Жестокое преследование дикими животными их властелина, человека, или робкое их бегство от него — дело неестественное. Страх и злоба животных, хотя и продолжаются вследствие наследственного инстинкта, но не были довечны и начались вследствие жестоких и напрасных нападений. В истории нет недостатка в примерах, что людская доброта, присутствие духа и кротость побеждали бешенство самых лютых зверей. Нет никакой справедливой причины отвергать единодушное верование древних веков, что дикие звери Фиваиды ходили свободно между святыми отшельниками, не нанося им вреда, и что самые злобные из зверей были тихи и кротки с Франциском Ассизским. Кто не знает таких людей, присутствие которых не пугает птиц, — которые без всякой опасности подходят к злобным собакам? Мы лучше хотим думать, что не чудесная сила, а просто человеческое влияние безгрешной личности Спасителя сохраняло Его от всякой опасности. На катакомбах и других древних памятниках первых христиан Он часто изображался восхищающим зверей своим пением. Все, что было истинного и прекрасного в древних легендах, было преобразованием Его жизни и деяний.

Он пробыл в пустыне сорок дней, — число, которое встречается в Св. Писании очень часто и всегда при искушениях или наказаниях. Ясно, что оно было священное и знаменательное. Сорок дней оставался Моисей на горе Синайской, сорок дней Илия в пустыне. В течение всего этого времени, по словам св. евангелиста Луки: Он был искушаем от диавола и ничего не ел в сии дни; а по прошествии их на последок взалкал[100], и наступило время искушения. В минуты сильных душевных движений и тяжелых дум обыкновенные телесные нужды умеряются, а иногда и забываются совсем. В это время человек вообще может выносить без утомления невероятный труд; воин — сражаться целый день, не чувствуя своих ран или забывая об них. Но когда энтузиазм пройдет; когда восторженность охладеет; когда огонь станет угасать; когда природа, уставши и надсадившись, войдет в свои права; одним словом, когда кончится реакция и человек почувствует, что он истомлен, измучен и потерял присутствие духа: тогда настает час крайней опасности и бывало немало примеров, что в эти минуты люди становились жертвами коварной приманки или смелого нападения. В такую-то минуту Спаситель начал битву с силой злобы и одержал победу.

Не будем входить в рассуждение о том, в чем и как выразилось такое борение, потому что это было бы с одной стороны напрасно, ибо событие представляет вопрос, полное разрешение которого для нас невозможно, с другой стороны непочтительно, потому что евангелисты могли знать это или из уст самого Спасителя или от тех, кому Он сообщил, а Спаситель мог рассказывать в том виде, в каком подобное событие может сообщить самое верное впечатление или наиболее назидательный урок. Нельзя не заметить, что каждый отдельный истолкователь этого происшествия высказывал свой собственный взгляд. Начиная с Оригена до Шлейсрмахера, некоторые глядели на него как на видение или на притчу, как на символическое описание внутренней борьбы. С этим взглядом соглашался и Кальвин, хотя и старался во всем придерживаться буквального понимания. Установление того или другого взгляда составляет предмет экзегетики; но какие бы ни были у кого взгляды, которые он считает за ближайшие к истине, во всяком случае существенная мысль этого события, что борение было сильное, личное и вполне действительно, что Христос ради нашего спасения встретил и поборол сильнейшего врага, должна остаться неприкосновенной.