Жизнь как она есть

Минут через двадцать — тридцать на улице послышался шум.

Шуре это показалось подозрительным: уж не немцы ли? Она выбежала во двор и тут же, услышав выстрелы, бросилась обратно в дом, но в дверях столкнулась с Маратом.

Он выскочил на улицу, навстречу ему бежал Владимир Ларин — начальник партизанской разведки, — за ним гнались немцы.

Марат отпрянул назад, пробежал через двор, перескочил изгородь и бросился в кусты.

В дом забежал полицай, бывший партизан, ныне предатель Иван Баранович.

— Сколько у вас было партизан? — закричал он.

— Никого у нас не было.

Полицай стал избивать Шуру и ее мать. Шура пыталась закрыть своего грудного ребенка, который был у нее на руках. Ребенок стал кричать, полицай пытался вырвать его из рук матери, но она так вцепилась, что, пожалуй, никакая сила не могла заставить ее выпустить ребенка из рук. Полицай плюнул, выругался и велел всем выходить во двор.

За оградой шла стрельба, со всех сторон лесочек окружали немцы и полицаи.

Через несколько часов Аксенчики узнали, что туда, кроме Марата, прибежала местная партизанка Татьяна Новакова. Она вместе с мужем приехала проведать своих малых детей. Муж на лошади успел скрыться, а Татьяна спряталась недалеко от Марата.

Так как события этого утра происходили на глазах у многих жителей деревни, то до малых подробностей все стало известно.

А было так.

Ларин зашел к партизанскому связному Михаилу Шакалю. Как и Марат у Аксенчиков, не раздеваясь, он лег отдохнуть, но жена Шакаля Аксинья Романовна, заметив перебегающих поле немцев и полицаев, разбудила Ларина. Он убегал через открытое поле к лесу, но пуля настигла его.

Немцев и полицаев было больше сотни. Они окружили деревню, а потом, когда началась стрельба, все стянулись к кустарнику, где залег Марат.

Своих лошадей Марат и Ларин спрятали на задах дома Лиходеевского. Дом этот стоял на отшибе, в километре от села.

Шуре и ее матери было видно, как немцы и полицаи все ближе и ближе подбирались к тому месту, где залег Марат. Многие из них тут же замертво падали, но других это не останавливало. Слышали они, как разорвалась сначала одна граната, потом и вторая.

Стрельба сразу прекратилась.

Татьяна Новакова была жива и даже не ранена, когда к ней подбежали немцы. Они били ее чем попало, издевались над ней, раздели донага, а после прикончили.

Над трупом Ларина тоже глумились, он был весь исколот штыками и ножами.

Полицаи рыскали по деревне, искали лошадей и повозки, чтобы увезти убитых Маратом немцев и полицаев. Добрались они и до хутора Лиходеевского.

Предатель Иван Баранович увидел лошадь и велел ее запрягать. Когда лошадь выехала за ворота, Баранович вдруг узнал ее и закричал:

— Это Орлик! Маратов Орлик!

Баранович и гитлеровцы погнали Лиходеевского обратно к сараю, а там стояла лошадь Ларина.

Баранович и немцы тут же убили не только Лиходеевского, но и его жену, его престарелую слепую мать и четверых детей, один меньше другого.

Всех жителей деревни Хоромицкие — и женщин, и стариков, и детей — стали сгонять на площадь.

Против них построили немцев и полицаев, поставили пулеметы.

Привезли на многих подводах (их было больше десяти) трупы немцев и полицаев.

Немецкий офицер, обращаясь к своим солдатам и полицаям, сказал:

— Смотрите! Их всех убил один мальчишка. Да, да! Не взрослый солдат, а мальчишка. Мы хотели взять его живым, но он не сдался. Он бился до последнего патрона, до последней гранаты. Он крикнул, что сдается в плен, и убил гранатой себя и всех, кто к нему подбежал. Если бы вместо вас мы имели таких мальчишек, мы давно бы покончили с партизанами!

Не понимая зачем, Шура пересчитала мертвых немцев и полицаев на подводах: их было двадцать девять! Офицер обернулся к жителям деревни:

— У кого ночевали партизаны? Признавайтесь, иначе ни один из вас отсюда не уйдет.

Шура стояла не дыша, почувствовала, что мать толкает ее в бок и словно приказывает. "Шурочка, надо нам признаться, люди безвинные пострадать могут".

— Повторяю! Если вы не выдадите виновных, всех закроем вот тут (он показал на сарай), подожжем, и никто не выйдет. Вся ваша партизанская деревня до последнего дома сгорит. Все вы сгорите. Я считаю до трех…

Только Шура приготовилась с матерью выйти вперед, видят: подбежал к офицеру Головинчик, тоже предатель, и быстро-быстро зашептал ему на ухо.

Офицер что-то крикнул по-немецки и бросился бежать. За ним немцы, полицаи и подводы с мертвыми.

Все стояли и ничего не понимали. Поняли только тогда, когда в Хоромицких появились партизаны.

Партизанский лагерь стоял всего в восьми верстах от этого села, там услышали выстрелы, поспешили на помощь, но опоздали.

Партизаны принесли убитых Ларина, Марата и Татьяну.

Командир попросил рассказать, как все произошло.

На Ларина и Татьяну было невозможно смотреть, до того они были изуродованы. Марата, видать, они не тронули. Он был без сапог, без шинели, лицо бледное, спокойное, с сурово сдвинутыми бровями, только вся грудь разворочена и в крови.

Командир, обращаясь к местным жителям, сказал: