— Тогда только в полицию обращаться, — заявила Разина. — Другого варианта я не вижу. Письма — это одно, а вот нападение — уже совсем другое, это может быть опасно…
Краев подлил Эмилии в фужер шампанское, писательница вспомнила о своем спутнике. Она с улыбкой поблагодарила его и сделала глоток игристого.
— Если вы не возражаете, мы с Эмилией погуляем по залу, посмотрим картины, — оборвал наш разговор Краев. — Выставка заслуживает внимания.
— Да-да, конечно, простите, что отвлекла вас! — воскликнула я. — Хорошего вам вечера!
Мне оставалось поговорить только с Берестовым, который не отходил от своей жены. Я направилась в сторону художницы, беседовавшей с каким-то мужчиной в белой рубашке и черных брюках.
Проходя мимо Рудовской, которая по-прежнему ворковала с Олегом, я вдруг остановилась — до меня донесся их приглушенный разговор.
— Быть может, мы с вами встретимся в неформальной обстановке? — робко предложил Олег. — Вы свободны завтра днем? Мы могли бы пообедать в одном замечательном ресторане…
— Олег, вы прекрасный человек и интересный собеседник, — оборвала его Майя. — Но не обижайтесь, я не могу принять вашего предложения.
— Почему? — удивился мужчина. — Я вас чем-то обидел?
— Дело не в вас, — проговорила Рудовская. — У меня есть причины, но я не могу о них говорить. У меня не слишком хороший период в жизни, все навалилось… Поэтому простите, ничего личного!
— Майя, я всего лишь хотел пригласить вас в ресторан, не подумайте ничего дурного! — воскликнул Олег. — Мне очень хочется продолжить с вами общение, у нас с вами много общего!
— Нет, — твердо проговорила Майя. — Простите, мне нужно идти…
Заметив меня, Рудовская быстро подошла ко мне и спросила:
— Женя, мне нужно идти. Простите, но я… я хочу домой…
— Что-то случилось? — я посмотрела в сторону обескураженного Олега, который так и стоял на том самом месте, где они разговаривали с моей клиенткой. — Олег вас чем-то обидел?
— Нет, он ничего мне не сделал, но… я устала. Я не хочу тут оставаться.
— Ладно, — я с сожалением посмотрела в сторону Берестова — придется встречаться с ним лично, хотя, возможно, это даже к лучшему. Сейчас он не отойдет от своей жены, вряд ли он настроен откровенничать со мной. — Идите вперед, к моей машине. Я пойду следом.
Наш стремительный уход заметил только Олег, который смотрел на Рудовскую с сожалением и грустью. Меня он, казалось, и вовсе не замечал.
Майя вышла из зала, я на некотором расстоянии двигалась следом. К машине мы дошли без всяких происшествий — никто не напал на писательницу, слежки я тоже не заметила.
Сев в машину, я поинтересовалась:
— Все-таки что между вами произошло? Я заметила, что Олег вами заинтересован, вроде и вы не возражали против вашего общения…
— Да, это правда… — задумчиво проговорила писательница. — Дело не в нем, а во мне. Сейчас я не могу заводить отношений…
— Почему?
— Мне трудно говорить об этом, но у меня был негативный опыт в прошлом, — едва ли не прошептала Рудовская. — Я пытаюсь об этом забыть… И снова сближаться с кем-то я боюсь.
— Если бы вы были не моей клиенткой, а, скажем, просто подругой или знакомой, я не стала бы лезть к вам в душу, — заявила я. — Но обстоятельства нашего знакомства вынуждают меня задавать вам личные вопросы. И я очень советую вам говорить мне все без утайки, это для вашей же собственной безопасности. Помните известную поговорку? Правду надо говорить двум людям: своему врачу и своему адвокату. Но я добавлю, правду нужно говорить и собственному телохранителю, если вам дорога ваша жизнь. К тому же рано или поздно я узнаю правду — не от вас, так из других источников, так какая разница, когда и при каких условиях это случится?
— Я понимаю, но… но мне очень сложно рассказать об этом ужасе, — вздохнула Рудовская. — Я пыталась как-то забыть, но сейчас понимаю, что это невозможно. Воспоминания навсегда останутся со мной, что бы я ни делала.
— Как я понимаю, речь идет о ваших бывших отношениях? — спросила я. — Вы говорили, что расстались с вашим мужем. Почему?
— Виктор был… он был очень жестоким человеком, — проговорила Майя. — Поначалу, когда мы стали с ним жить вместе, он был внимательным, добрым, любящим, заботливым. По крайней мере, мне так казалось. Он окружал меня любовью, старался, чтобы я ни в чем не нуждалась. Карину Виктор принял как родную дочь, девочка тоже привыкла к нему. Дело в том, что Карину я родила в двадцать, когда еще в университете училась. Аборт делать не стала, отец Карины был на два года меня старше, он заканчивал тот же университет, где училась я, и сразу дал мне понять, что ребенок ему не нужен. Я понятия не имею, что с настоящим отцом Карины, но дочь я воспитывала одна. С Виктором я познакомилась в двадцать семь лет, когда уже не надеялась устроить свою личную жизнь. Виктор же оказался точно принц из сказки — он делал для нас с дочерью все. Я жила с ним, как за каменной стеной, мне казалось, что я абсолютно счастливый человек. Но потом все резко изменилось…
Рудовская замолчала.
Я завела мотор, женщина продолжила: