Но я не отреагировала так, как она, должно быть, ожидала, а пожала плечами и отвернулась. Прикусив губу, я перебирала все возможные объяснения. Девочка сняла со стены все свои стихи. Может быть, поссорилась с мальчиком, который ей нравится? Но тут же я сообразила, что ни одно из тех стихотворений, какие я успела прочесть на прошлой неделе, не было «романтическим». Может быть, ее творчество раскритиковала учительница? Но неужели девочка могла принять это так близко к сердцу?
Я разложила на ковре те же инструменты, которые только что использовала на занятии с Молли и Риэйджей, потом достала гитару и дождалась, пока Элли посмотрит на меня. Когда же она это сделала (все так же угрюмо), я кивком указала ей на инструменты:
– Хочешь выбрать?
Она решительно покачала головой.
– Можешь не играть, – продолжала я. – Но я буду. Вдруг тебе тоже захочется.
Она фыркнула. Я начала как ни в чем не бывало медленно перебирать струны, соображая, какая песня могла бы ее зацепить.
Я начала с
«Кто такой Джуд?» – знаками спросила она, а глаза смотрели все так же – с подозрением.
На такой вопрос я и рассчитывала.
– Это сын Джона Леннона, Джулиан, – ответила я. – Джон Леннон – один из битлов.
– Уф! – сказала она, переходя на речь. – Про битлов каждый идиот знает. – После паузы она уточнила: – Если он Джулиан, почему же в песне Джуд?
– Пол Маккартни (он тоже из битлов, но это ты, я так понимаю, знаешь), – с улыбкой отвечала я, – написал эту песню для Джулиана, когда родители Джулиана, Джон и Синтия, решили развестись. Джулиан был этим огорчен, а Пол знал, что музыка помогает человеку утешиться. Сначала он так и пел, «Эй, Джулс», это уменьшительное от Джулиан, но потом изменил на «Эй, Джуд», потому что так, на его слух, звучало лучше.
Она все так же пристально смотрела на меня.
– Почему Джулиан был огорчен?
Я пожала плечами.
– Думаю, ребенку бывает тяжело, когда родители разводятся, – сказала я. – Может быть, ему казалось, что его недостаточно любят, что он не нужен папе с мамой.
Что-то промелькнуло в глазах Элли, и я поняла, что нащупала болевую точку.
– Мне кажется, Пол Маккартни хотел сказать Джулиану, что мальчик ни в чем не виноват, что он не должен взваливать себе на плечи такую ответственность и что скоро все наладится.
Она призадумалась.
– И что же? Наладилось?
– У Джулиана? – Я кивнула: – Да, он давно уже взрослый и стал музыкантом, как и его отец.
– Потому что отец все-таки любил его, – вставила Элли.
– И мама, и папа. Оба его любили.
Элли поспешно отвернулась и, пряча от меня слезы, вытерла глаза. Я подождала, пока она повернется, и знаками спросила: «Что случилось?»
– Ничего, – огрызнулась она. – И не обязательно объясняться со мной на пальцах. Я и говорить умею, не тупая.
Я снова сделала паузу, потом мягко спросила:
– Все-таки что случилось?
Она снова фыркнула, но лицо ее дрогнуло от боли.
– Ничего не случилось. – Я испугалась, что девочка снова закроется, но она тут же добавила: – В том-то и дело. Может, ей на меня вообще наплевать? Совсем-совсем? Она приходит дважды в неделю, потому что так положено, иногда я ночую в ее новой квартире, но в остальное время ей даже не интересно, жива ли я.
– Почему ты так думаешь, Элли? – спросила я.
Ее глаза сузились.
– Было бы интересно – давно взяла себя в руки и ей бы разрешили меня забрать! Почему она тянет? Ей наплевать, что я так долго живу у чужих людей!
– Причины могут быть самые разные, и ты тут ни при чем. Ты и сама можешь придумать другое объяснение.
Моя обязанность – помочь пациенту самостоятельно рассмотреть все версии, разобраться в своих чувствах к матери, но трудно подавить искушение сразу же утешить девочку, сказать, что мама, конечно же, ее любит.
– Ну да, – согласилась Элли. – Но по-моему, она меня терпеть не может.
Упершись взглядом в пол, она несколько раз шмыгнула носом.
Я подождала, не скажет ли она еще что-нибудь, но она молчала.
– Наверное, ты просто не понимаешь, как мама тебя любит. Просто у нее сейчас много проблем. Элли, иногда в жизни наступает такая пора, что из-за множества трудностей родители не успевают, не в силах проявить свою любовь к детям.
Снова она фыркнула: – Вы-то почем знаете!
– Ты права, я ничего об этом не знаю. Поэтому и спрашиваю, какие у тебя еще версии.
Она подумала.
– Ладно. Может быть, у нее сейчас большие проблемы. Или она еще не готова к тому, чтобы снова стать моей мамой. Годится?
Я улыбнулась:
– Так оно звучит намного правдоподобнее, Элли. Согласна?
Она скорчила гримасу и отвернулась. Потом снова поглядела на меня.
– Я спрашивала у соцработника. Она могла бы взять меня уже в сентябре, если б вела себя как следует и наладила свою жизнь. Но ей наплевать, я же вижу.