Читаем Жизнь Лавкрафта полностью

   Несмотря на то, что шесть частей "Герберта Уэста, реаниматора" явно были написаны не за один присест (первые две части были закончены к началу октября; четвертая - в начале марта; шестая была закончена не позднее середины июня, а, возможно, раньше), повествование все же сохраняет своего рода цельность, и Лавкрафт, похоже, с самого начала замышлял его как единое целое: в финальном эпизоде все трупы, неудачно воскрешенные Гербертом Уэстом, возвращаются, чтобы жестоко расправиться с ним. Кроме того, в рассказе постепенно нарастает напряжения - это отнюдь не худшая из работ Лавкрафта. Формат "сериала" неизбежно повлек за собой легко заметную структурная слабость: необходимость кратко пересказывать содержание предыдущих серий в начале каждой новой и потребность в "страшной" развязке в конце каждой серии. Правда, возникает вопрос, так ли уж необходимы были краткие пересказы сюжета - и почему Лавкрафт просто не заставил Хаутейна давать вступительные пояснения (синопсисы) к каждому эпизоду? В действительности вступления были, но они представляли собой совершенно бессмысленные дифирамбы или тизеры, написанный Хаутейном с целью разжечь читательский интерес. Лавкрафт - видимо, наученный горьким опытом, - должно быть, проинструктировал Хаутейна давать вступительные пояснения к "Затаившемуся страху", второму сериалу Лавкрафта для "Home Brew", тем самым освободить автора от этого бремени.

   В "Герберте Уэсте, реаниматоре" рассказ идет от первого лица - безымянного друга и коллеги доктора Герберта Уэста; они с Уэстом вместе закончили Медицинскую школу Мискатоникского Университета в Аркхеме и позже вместе переживали различные приключения в качестве практикующих врачей. Еще в университете Уэст разработал свою необычную теорию о возможности оживлять мертвецов:


   Его взгляды... вращались вокруг в сущности механистической природы жизни - и касались способов перезапустить органическую машину под названием человек с помощью управляемой химической реакции после угасания естественных процессов... Разделяя мнение Геккеля, что вся жизнь сводится к химическим и физическим процессам, а так называемая "душа" есть миф, мой друг верил, что искусственное оживление умерших зависит лишь от состояния тканей; и коль скоро реальное разложение не началось, труп, сохранивший внутренние органы, с помощью верно подобранных средств еще можно вернуть в состояние, известное как жизнь.


   Вряд ли даже самые интеллектуальные читатели "Home Brew" ожидали увидеть упоминание Эрнста Геккеля в подобном контексте. Конечно, занятно, что в приведенной цитате в действительности выражены философские воззрения самого Лавкрафта (что упоминалось в эссе "В защиту Дагона" и т.п.); еще занятнее то, что ниже рассказчик признается, что сам все еще "сохранял смутные инстинктивные остатки примитивной веры моих праотцев". Лавкрафт явно немного подтрунивал - как над собственной философией, так и над наивной верой среднего обывателя в существование души.

   Вряд ли кто-то сочтет "Герберта Уэста, реаниматора" изысканным шедевром, однако он по-своему весьма страшен и увлекателен. По моему мнению, этот рассказ, начатый не как пародия, стал ею с течением времени. Другими словами, первоначально Лавкрафт пытался писать свой "жуткий" рассказ более-менее серьезно, однако (по мере того, как до него все сильней доходила абсурдность этого предприятия) оставил эти попытки и обратил историю в самопародию - чем она, по сути, все время и была. Взгляните на этот отрывок из пятой части:


   Я не в силах описать эту сцену... я упал бы в обморок, если бы попытался, ибо дух безумия витал в комнате, заваленной рассортированными частями трупов, с осклизлым полом, почти по щиколотку залитым кровью и засыпанном обрезками человеческой плоти, где в дальнем углу, полном черных теней, над тусклым дрожанием голубовато-зеленого пламени росло, пузырилось и выпекалось гнусное месиво из тканей рептилии.


   Мне хочется верить, что это писалось скорее ради улыбки, чем трепета.

   Возможно, стоит вкратце рассмотреть вопрос литературных влияний. Отчего-то стало считаться доказанным, что рассказ написан под влиянием "Франкенштейн" - в чем я сомневаюсь. Подход Уэста к воскрешению мертвецов (нетронутые тела недавно умерших людей) радикально отличатся от подхода Виктора Франкенштейна (громадное составное тело, собранное из разнородных частей) и обнаруживает лишь самое общее влияние "Франкенштейна". В центре сюжета - настолько простая концепция, что для нее не требуется искать никакого литературного первоисточника.

Перейти на страницу:

Все книги серии Шедевры фантастики (продолжатели)

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее