Читаем Жизнь Лавкрафта полностью

   Уж коли данный век лишен какого-то нового естественного порыва к переменам, не лучше ли ­продолжить совершенствовать сложившиеся формы, чем стряпать гротескные и бессмысленные новинки из шатких академических соображений?

   Разве при определенных условиях политика искреннего и зрелого антикваризма - здравого, решительного возрождения старых форм, по-прежнему оправданных своим отношением к жизни - не бесконечно солиднее, чем лихорадочная мания разрушения знакомого и вымученный, нелепый, невдохновленный поиск странных форм, которые никому не нужны и в действительности ничего не означают?


   Это, скорее, образчик умелого самооправдания, однако Лавкрафт остро "подкалывает" писателей, художников и архитекторов за напыщенное теоретизирование, что властно диктовало дух новой эпохи:


   Если бы нынешние действительно разбирались в науке, они бы осознали, что их собственная теория самосознания полностью лишает их всякого родства с создателями подлинных художественных шедевров. Настоящее искусство должно быть, прежде всего, неосознанным и самопроизвольным - и именно таким современный функционализм не является. Ни один век никогда не был по-настоящему "отображен" теоретиками, которые просто уселись и специально разработали технику для его "отображения".


   Реальная проблема, с которой столкнулся Лавкрафт, - как найти золотую середину между "высокой" культурой, которая в своем радикализме сознательно обращалась ко все более узкому кружку ценителей, и "популярной" культурой (особенно бульварной), который цеплялась за фальшивые, поверхностные и устаревшие эталоны, густо сдобренные неизбежным моральный консерватизм, который подобные формы культуры всегда выказывали. Это могло быть первостепенной причиной отсутствия у Лавкрафта коммерческого успеха на протяжении всей его жизни: его работы были недостаточно традиционны для бульварных изданий, но недостаточно смелы (или недостаточно смелы правильным образом) для модернистов. Лавкрафт совершенно верно признавал, что этот раскол был порождением капитализма и демократии:


   Буржуазный капитализм нанес смертельный удар художественному мастерству и искренности, возведя на престол дешевую развлекательную ценность - ценой того внутреннего совершенства, которым могли наслаждаться лишь культурные, нестяжательского типа люди достойного положения. Определяющим рынком для написанного... и для иного, когда-то художественного материала перестал быть маленький круг действительно образованных людей, но стал значительно более широкий... круг смешанного происхождения, где численно доминируют грубые, полуобразованные чурбаны, чьи идеалы столь последовательно извращенны... что не позволят им хоть когда-нибудь обрести вкусы и взгляды аристократов, чьей одежде, речи и внешним манерам они столь усердно подражают. Эта толпа жадных хамов вынесла из родных лавок и контор истовую любовь к искусственным отношениям, переупрощеним и слащавой сентиментальности, которую подлинное искусство или литература не смогут удовлетворить - и они настолько превзошли численно остатки образованной элиты, что большинство агентств-поставщиков тотчас же переориентировалось на них. Литература и искусство потеряли большую часть свое рынка; а сочинительство, рисование, драма и т.д. все сильнее поглощаются доменом развлекательных предприятий.


   И снова глвыный враг - капитализм, тем, что насаждает ценности, активно враждебные художественному творчеству:


   ...в прошлом капитализм не осыпал высочайшими благами таких общепризнанных гениев По, Спиноза, Бодлер, Шекспир, Китс и так далее? Или, быть может, реальные получатели благ капитализма - не те, кто подлиннно гениален, а всего-навсего те, кто решил посвятить свой гений единственно процессу личного обогащения, а не службе на благо общества или творческим интеллектуальным и художественным достижениям... те, и удачливые паразиты, которые разделяют или наследует плоды их узко направленной гениальности?


   Америка, конечно, особенно плоха тем, что в девятнадцатом столетии выдвинула на передний план психологию, которая полагает деньги и стяжательство главным мерилом значимости человека.

Перейти на страницу:

Все книги серии Шедевры фантастики (продолжатели)

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее