Жизнь Лавкрафта

   Это весьма примечательное сообщение наводит на мысль, что малая хорея (если Лавкрафт действительно страдал этим заболеванием) не полностью прошла даже к тому времени. Бробст, доктор психологии, имеющий подготовку психиатрического медбрата, не исключает возможность "хорееподобных симптомов", но также предполагает, что мог иметь место истероидный припадок - чисто психологическое недомогание, лишенное органической основы. Стали ли эти припадки реальной причиной его ухода из школы, сейчас разрешить уже невозможно.

   Другое свидетельство принадлежит Гарольду У. Мунро, который пишет о несчастном случае, приключившемся с Лавкрафтом:

   ...возводился новый дом, который, конечно, привлекал местную молодежь, особенно после того как плотники уходили на день. Было множество инспекций и забор многочисленных образцов из открытых емкостей с гвоздями. Перемещаться вверх или вниз по-прежнему можно было только по приставным лестницам. Фаворитами были самые рискованные верхние этажи. Их загадка привлекала и юного Говарда, который никогда не бегал со стаей, но дожидался, пока немного стемнеет и площадка расчистится для одиночных посещений. Затем прошел слух, что мальчик Лавкрафтов упал (никто не знал, с какой высоты) и приземлился на голову. Когда возбужденные пересуды об этом улеглись, поговаривали, его ушибленную голову день и ночь держат, "обложенную льдом".

   Мунро не называет дату этого инцидента (который он лично не видел, только слышал о нем от девочки "немного младше Говарда", - впоследствии своей жены), но далее сообщает: "Лавкрафт не окончил школу на Хоуп-стрит или где-то еще. Ему нужны были зачеты, чтобы поступить в Университет Брауна, но задолго до того, как большинство из нас выпустились, пошатнувшееся здоровье заставило его бросить школу". Видимо, Мунро косвенно связывает этот инцидент с заброшенной учебой.

   Заболевание Лавкрафта - было ли оно чисто психическим, или нервным, или комбинацией обоих факторов, - явно было связано с его учебой в школе, как мог быть с нею связан и более слабый нервный срыв 1906 г.; хотя даже "усердных занятий" всего-то по трем предметам (все, что он посещал на третий год учебы на Хоуп-стрит) вроде бы недостаточно, чтобы вызвать настолько тяжелое расстройство. Обратите, однако, внимание на то, какие три предметы он посещал: химию, физику и алгебру. По первым двум он получал самые высокие отметки; по алгебре повторно прошел часть прошлогоднего курса. Возникает ощущение, что сложности в усвоении высшей математики мало-помалу пробудили в Лавкрафте осознание того, что он никогда не сможет серьезно и профессионально заниматься химией или астрономией, а, следовательно, карьера в этих двух сферах деятельности для него закрыта. Это сокрушительное понимание потребовало бы полной переоценки карьерных планов. Задумайтесь над замечанием, сделанным им в 1931 г.:

   Учился я не так плохо - за вычетом математики, которая пугала и изводила меня. Я сдал ее - но едва-едва. Или, если точнее, главным жупелом была алгебра. Геометрия была не столь плоха. Но вообще меня постигло горькое разочарование, ведь тогда я собирался избрать своей профессией астрономию, а прогрессивная астрономия - это, конечно, просто море математики. Меня постигло первое крупное фиаско - впервые меня поразило понимание собственной ограниченности. Стало ясно, что мне не хватит ума, чтобы быть астрономом - и эту пилюлю я не смог проглотить с невозмутимостью.

   И снова Лавкрафт не связывает это "фиаско" со своим нервным срывом 1908 г., однако, на мой взгляд, их скрытая взаимосвязь легко прослеживается. Повторяю, это всего лишь предположение, но за неимение иных доказательств, это, вероятно, лучшее, что у нас есть.

   Еще одно, краткое свидетельство исходит от жены Лавкрафта, которая сообщала, что, по словам Лавкрафта, его сексуальные инстинкты достигли своего пика к 19 годам. Вполне возможно, что половое воздержание - невозможно представить себе Лавкрафта того возраста, как-то удолетворяющего эти свои потребности, - могло внести свой вклад в его нервный срыв. Но учитывая, насколько, в целом, вялой была его половая жизнь, я не уверен, что этот фактор сыграл какую-то существенную роль.

   Лавкрафт рисует яркую картину своего психологического состояния:

   В юности меня подчас настолько утомляло само бремя разума и умственной и физической активности, что мне приходилось на более-менее длительный период забрасывать школу и полностью отдыхать от любых обязанностей; и когда мне было 18, я перенес такой нервный надлом, что пришлось отказаться от колледжа. В те дни мне тяжко было с кем-то видеться или разговаривать, и я предпочитал отгораживаться от мира, опустив темные шторы и включив искусственный свет.