Жизнь Марианны, или Приключения графини де ***

Мадемуазель Марианна сказала вам правду — ведь она, конечно, описывала вам, как я повел себя с нею. Я действительно оказал ей помощь лишь для того, чтобы попытаться обольстить ее; я думал, что несчастья, постигшие ее, лишат ее мужества оставаться добродетельной, и я предложил обеспечить ей средства к существованию при условии, что она покроет себя позором. Этих слов достаточно, отец мой; я сокращу ужасный свой рассказ из уважения к ее целомудрию, ибо прежние мои речи и так уж слишком оскорбляли его. Я прошу у вас прощения, мадемуазель, и заклинаю вас все забыть; пусть никогда воспоминание о моем бесстыдстве не осквернит такое чистое сердце, как ваше. Позвольте мне искупить свою вину признанием, что с вами я повел себя не только как гнусный грешник, каким я являюсь перед богом, но еще и как бесчестный человек в глазах света, так как, расставаясь с вами, я имел подлость упрекнуть вас за мелкие свои подарки, которые вы мне и вернули потом; я издевался над вашим печальным положением, да еще и грозился отомстить вам, если вы посмеете пожаловаться на меня.

Я плакала горючими слезами, слушая это великодушное и христианское покаяние, оно растрогало меня, оно исторгало у меня горестные вздохи. Вальвиль и отец Сен-Венсан утирали глаза, оба молчали.

— Помните, мадемуазель,— добавил де Клималь,— что я тогда предлагал вам? Кажется, я сулил вам контракт на пятьсот или шестьсот ливров ренты. Теперь я оставляю вам по завещанию тысячу двести ливров ренты[15]

. Вы с ужасом отвергли шестьсот ливров, когда я предложил их как награду за преступление; примите же теперь тысячу двести ливров, ибо они будут наградой за вашу чистоту; к тому же вполне справедливо, чтобы я больше оказал вам помощи в час раскаяния чем сулил ее в час плотского вожделения. Здесь присутствует мой племянник, он главный мой наследник, как я назначил в завещании; он от природы великодушен, и я уверен, что ему нисколько не будет жаль тех денег, что я оставляю вам.

— Ах, дядюшка,— воскликнул Вальвиль со слезами на глазах,— это поступок весьма похвальный и вполне достойный вас! Меня огорчает лишь то, что вы совершаете его не в полном здравии. А жалеть я буду только о вас и о той нежности, которую вы мне выказывали. Живите долго, за это я отдал бы все мыслимые блага, и если бог услышит мою молитву, я попрошу у него только одной радости: чтобы вы жили столько же, сколько и я сам буду жить.

— А я, сударь,— рыдая, воскликнула я,— не знаю, что и ответить, так взволновало меня все, что я сейчас услышала! Хоть я и бедна, но если вы умрете, ваш дар не утешит меня; уверю вас, что буду смотреть на эту утрату как на новое несчастье. Вижу, сударь, что вы стали бы мне настоящим другом, и это было бы для меня несравненно дороже того, что вы столь щедро оставляете мне.

Слезы не дали мне говорить; я заметила, что мои слова растрогали больного. Довольно долго длилось молчание, потом он промолвил:

— Иного ответа я и не ждал от вас,— ведь я убежден в вашей сердечности. Это верно, что я оправдал бы ваши добрые слова обо мне, если бы господь продлил мне жизнь. Постойте, я чувствую, что слабею. Не мне читать вам наставления, мои уста недостаточно чисты для этого. Но раз вы верите, что теряете во мне друга, да будет мне позволено кое-что сказать вам на прощание. Я искушал вашу добродетель, но вы не поддались соблазнам. Помогите мне искупить мои посягательства. Будьте всегда целомудренны, чтобы господь ради чистоты вашей помиловал меня; быть может, от вашей непорочности зависит спасение моей души. Прощайте, Марианна. Прощайте, отец мой,— добавил он, обращаясь к отцу Сен-Венсану,— поручаю вам сию девицу. А вы, племянник, наверно поняли, почему я удержал вас здесь; не так давно вы видели меня на коленях перед ней и могли заподозрить, что она была на это согласна; она была невинна, и я счел своим долгом сказать вам об этом.

Он умолк, и мы уже хотели было удалиться, как вдруг он сказал еще:

— Племянник, ступайте, скажите, что я прошу сестру вернуться. Мадемуазель,— обратился он затем ко мне,— госпожа де Миран рассказала мне, как вы с ней познакомились. Вы тогда поведали ей о своем несчастном положении, вполне естественно было рассказать и о том оскорблении, которое незадолго перед тем я нанес вам. Верно? Скажите откровенно, говорили вы ей об этом, назвали вы мое имя?