Жизнь на общем языке

– Софья Михайловна, по-моему, вы увлеклись философским анализом, – усмехнувшись, остановила ее Клавдия. – Все гораздо проще, на мой дилетантский в этом вопросе взгляд: обычный, банальный эгоизм и простой расчет. Деньги, которые можно потерять здесь и заработать там, и возможности потребления, которые кажутся ему там безграничными, а здесь, соответственно, нет. Вот и все. Ну и нежелание переносить и терпеть какие-либо трудности и ограничивать себя хоть в чем-то.

– Все так, – согласилась с ней бабуля. – Правда, не настолько очевидно и банально, как видится на первый взгляд. Но не стану утомлять тебя своими размышлениями и выводами, а скажу просто: этот твой Влад личность хлипкого человеческого замеса, потому и оказался слабым для любви. Да к тому же трусоват. А как известно, скупой платит дважды, дурак трижды, а трус постоянно. Впрочем, как я понимаю, сильной душевной привязанности и глубоких чувств к нему ты не испытывала, поэтому и переживать не о чем.

– На этом и закончим, аминь, – закрыла тему Клавдия.

Проваливаясь снова в сон под гул самолетных турбин, она улыбалась, видя перед своим мысленным взором недовольно приподнятую бабушкину бровку, когда внучка, завершив беседу, лишила ту возможности порассуждать от души на тему современного поколения, испорченного западными ценностями.

Клава с Матвеем проспали весь первый перелет и проснулись, когда стюардесса разбудила их перед посадкой. Пересадка с рейса на рейс снова, как и при перелете в Монголию, была короткой, но они успели походить-побродить, и Клава даже сделала несколько асан в каком-то тихом, уединенном уголке, где не было людей, под удивленно-восхищенным взглядом Матвея. Потом легко перекусили в кафе, практически не разговаривая: состояние у обоих было несколько пришибленное – от недосыпа, перегрузок и обратной перемены часовых поясов.

Поэтому, сев в следующий самолет, они снова достаточно быстро заснули и проспали почти весь полет, пробудившись минут за сорок до посадки.

– Когда мы встретимся? – спросил Матвей о самом насущной для него теме.

– О-о-о, – протянула безнадежно-расстроенно Клавдия, – у меня неделя забита под завязку, и следующая тоже. Даже выходного не будет, я же перенесла на него своих пациентов, чтобы улететь. Да и в госпитале надо поработать.

– Кстати, о госпитале, – вспомнил Матвей. – Мне бы встретиться с твоим Василием, пообщаться.

– Зачем? – подивилась Клава.

– Ну как, – пояснил Ладожский, – он же снайпер, а мы работаем с обмундированием, тканями и приспособлениями, разработанными для спецподразделений. Обсудить тему, выяснить, что и как им удобней и нужней.

– А-а-а… – протянула, поняв, о чем речь, Клавдия. – Ну я могу обратиться за разрешением к главврачу, – неуверенно предположила она.

– Да я получу разрешение через Министерство обороны, – отказался Ладожский. – Но подумал, что надо бы спросить у самого Василия, согласится ли он со мной встретиться и обсудить этот вопрос.

– Ну конечно, согласится, даже не сомневайся, – с горячностью уверила его Клава. – Но, если тебе будет так спокойнее, я его спрошу.

– Спроси, – кивнул он и переключился на другую тему: – Так когда все-таки встретимся?

– И где? – рассмеялась Клава.

– Ну, где – это решаемо, главное, чтобы возможность была.

– А у тебя как дела обстоят с возможностью? – поинтересовалась Клавдия.

– Да так же, как и у тебя, – легко рассмеялся Матвей.

– Тогда будем решать по мере возникновения окон в рабочем графике, – предложила Клава.

– Остается только такой вариант, – согласился Матвей.

В этот раз им пришлось ждать получение багажа. Если в Монголию они летели налегке, лишь с ручной кладью, то обратно везли кучу всяких сувениров и подарков. В основном везла, разумеется, Клавдия, но и Матвей кое-что прихватил для себя. Ну, не повезешь тот же ковер в багажной полке самолета, это пусть и маленький, но все-таки ковер, а помимо него набралось еще целых три сумки. Вот и ждали.

А когда получили и двинулись через зал регистрации к одному из выходов, ближе всего к которому находилась стоянка, где оставил на эти четыре дня свою машину Матвей, то подивились толпам народа, стоявшим длинными, змеевидно изогнутыми очередями на регистрацию и перемещавшимся по всему зданию аэропорта.

– Куда это, интересно, народ ломанулся? – поинтересовалась удивленно Клавдия, ни к кому конкретно не обращаясь, просто рассуждая вслух.

– Так мобилизацию же объявили, – объяснил какой-то пожилой, простецкого такого вида дядька, оказавшийся в этот момент рядом с ними.

– И что? – не поняла из его объяснений причины скопления народа Клавдия.

– Бегут, – просто ответил мужичок, пожав плечами.

– Бегут… – потрясенно повторила за ним Клава, обводя зал совсем иным взглядом.

Матвей с Клавдией улетали в самом конце сентября из страны, которая находилась в одном политическом и военном состоянии, а вернулись в страну, в которой не просто изменились эти два состояния, а началась совсем иная реальность, иная, жесткая ситуация, словно метлой выметавшая из себя «пассажиров», как назвала бегущих в те дни из России Софья Михайловна.