Жизнь на Самоа

«Когда не пишется, Вы сами прекрасно знаете, каждый день начинается жгучим разочарованием, а это не способствует улучшению характера. Я в том самом настроении, когда перестаешь понимать, как это можно быть таким ослом – избрать литературную профессию, вместо того чтобы пойти в ученики к цирюльнику или держать ларек с жареной картошкой? Впрочем, я не сомневаюсь, что через какую-нибудь неделю, а то и завтра все покажется мне не столь мрачным».

Однако в сентябре он все еще бился над «Сент-Ивом». В том же месяце он увидел начало строительства Дороги Благодарности, или Дороги Любящего Сердца, задуманной и построенной самоанцами, которые хотели этим выразить ему признательность за помощь и сочувствие в трудное для них время. Дорога предназначалась специально для него, и Стивенсон был глубоко растроган. В октябре настроение его улучшилось, и он начал диктовать «Уира Хермистона», ощущая прежние силы, более того, он чувствовал себя на вершине успеха. Он был здоров физически и с оптимизмом смотрел в будущее. И тут, в конце дня 3 декабря 1894 г., в возрасте сорока четырех лет, его сразило кровоизлияние в мозг. Мать его на следующий день так описывала трагическое событие в письме из Ваилимы своей сестре Джейн Уайт Бэлфур:

«Как передать тебе ужасную весть, что мой любимый сын внезапно ушел от нас прошлым вечером? Еще в шесть часов он хорошо себя чувствовал, был голоден перед обедом и помогал Фэнни делать майонез. Вдруг он поднял обе руки к голове и сказал: „Какая боль!“, затем добавил: „У меня странный вид?“ Фэнни сказала „нет“, чтобы не пугать его, и проводила его в зал, усадив там в ближайшее кресло. Она позвала нас, и я прибежала в ту же минуту, но он потерял сознание, прежде чем я подошла к нему, и оставался в таком состоянии в течение двух часов, а в восемь часов десять минут его не стало.

Ллойд сразу же помчался за помощью и поразительно быстро привез двух врачей – одного с «Валлару» и второго, доктора Функа, из Апии, но мы уже сделали все, что было возможно, и они больше ничего не могли предложить. Прежде чем наступил конец, мы перенесли в зал кровать и уложили его. Потом все слуги собрались вокруг, пришли вожди из Танунгаманоно с красивыми циновками и накрыли ими постель. Это было очень трогательно, когда они входили, кланяясь и говоря «Талофа, Туситала», а потом целовали его и со словами «Тофа, Туситала» выходили из комнаты. Наши слуги-католики попросили разрешения «сделать церковь» и долгое время пели молитвы и гимны очень тихо и нежно… Мы послали за мистером Кларком, который оставался с нами до самого конца. Льюис хотел, чтобы его похоронили на вершине горы Ваэа, и сегодня еще до шести утра явились сорок человек с топорами, чтобы прорубить туда дорогу и выкопать могилу. Утром пришли некоторые вожди из лагеря Матаафы; один горько плакал, говоря: «Матаафа ушел, и Туситала ушел, никого у нас не осталось…»

Сейчас все они поднимаются на гору. Письма нужно отправить сегодня, и я едва понимаю, что пишу. Никто из нас еще по-настоящему не осознал случившегося и с каждым днем будет все больнее… Я чувствую себя совсем покинутой и не знаю, что делать…»

9 декабря «тетушка Мэгги» опять писала Джейн Бэлфур:

«Жизнь у нас точно остановилась со вторника, и никто не может ничем заняться. Только думаем о нашей утрате, которая становится все мучительнее по мере того, как мы начинаем смутно осознавать ее. Но по крайней мере никого не оплакивали так повсеместно, как моего возлюбленного сына… Подъем на гору Ваэа очень трудный, и многим он оказался не под силу. Гроб унесли за полчаса до того, как отправились приглашенные гости, потому что взбираться с ним было тяжким трудом, но нашлось много любящих рук – самоанцев, сменявших друг друга и готовых нести дорогого Туситалу к его последнему дому на их родной земле. Не жалея себя, они старались нести его на высоте плеч и как можно ровнее и торжественнее. Позади шли несколько самых близких друзей, которых мы пригласили. Когда они достигли вершины горы, гроб уж стоял рядом с могилой и был накрыт флагом, который развевался над нами в те счастливые дни на „Каско“.

Как только гроб был опущен, туда побросали венки и кресты, пока не закрыли его совсем. Тут наши домашние слуги забрали лопаты у «пришлых», которые рыли могилу. Ничьи руки, кроме тех, кто был прямой «семьей Туситалы», не должны были засыпать его гроб землей и оказать ему эту последнюю услугу. Мистер Кларк прочел отрывки из англиканской погребальной службы и молитву, написанную самим Льюисом, которую он читал на семейном молебне всего за вечер до своей смерти; а мистер Ньюэл произнес по-самоански речь, вызвавшую слезы у всех, кто ее понял. Молились тоже на этом языке, который так любил Льюис.