Читаем Жизнь начинается сегодня полностью

Жизнь начинается сегодня

Марья немного успокоилась, прислушалась к филькиным шагам, когда они затихли, открыла сундук и из-под самого низа достала сверток, который принесла ей когда-то Устинья Гавриловна. Она подержала его в руках, пощупала. Холстяная тряпка была туго обмотана бечевкой. Под холстяной тряпкой прощупывалось что-то твердое.

Марья задумалась. Вот сколько времени лежал у нее этот сверток и ее нисколько не томило любопытство, а сейчас потянуло посмотреть, что это сберегла Устинья Гавриловна, об чем она так взволновалась, когда помешал Филька?

Прощупывая сверток, Марья вздохнула и решилась: она уцепилась пальцами за концы бечевки и стала распутывать узел. Узел плохо поддавался неумелым усилиям Марьи, и чем труднее было ей распутать, распеленать сверток, тем жарче жгло ее нетерпение, томило любопытство.

Когда бечевка, в конце-концов, сдалась, и узел был развязан, когда холстинка распахнулась и из-под нее выглянули какие-то бумажки, Марья разочарованию сморщилась. Не то думала она найти здесь! Не то! На всякий случай развернула она и бумажки. Какие-то печатные, некоторые хрустят, как деньги, нарядные, с узорами. Кто их знает, что они значут? Под самым низом, тщательней других были завернуты две маленькие книжечки. И Марью удивило: к чему было прятать такой пустяк?

Удовлетворив свое любопытство, она снова, попрежнему, завернула бумаги в холстинку и обвязала бечевкой.

«Кто их знат, к чему это?», подумала она недоуменно и разочарованно: «Кабы я грамотная, дозналась бы...»

8.

Филька, выйдя из дверей, обошел избу кругом и подобрался к заднему окну. Отсюда ему видно было все, что происходило в избе. Отсюда он увидел, как мать вытащила что-то из сундука, как развязывала веревочку и разворачивала тряпку, как изумленно рассматривала бумаги. У Фильки от волнения раскраснелись уши, он налег на раму и чуть не выдавил стекло. Филька зажегся нетерпением и кинулся в избу в то самое мгновенье, когда мать, пряча сверток под шалью, выходила из дверей.

— Отдавай! — крикнул он в веселой ярости и схватил мать за шаль. — Отдавай! Куды понесла?

Марья испуганно дернулась в сторону от парнишки:

— Чего это ты! Бешеный!...

— Отдавай! Отдавай!.. — твердил Филька и рвал узелок из рук матери.

Мать крепко прижимала к себе сверток и отталкивала Фильку. Но парнишка изловчился и завладел добычею.

— Не мое это! — плаксиво и горестно предостерегла Марья. — Чужое! Не бери, дурак!.. Не бери!

— Знаю чье! — отбежав от Марьи, запыхавшись, сказал Филька. — Кулачихино!.. Унесу в совет!

— Филька!.. — взмолилась мать, и глаза ее наполнились злыми слезами. — Пошто страмишь? Нужно отдать! В сохранность мне дадено, а ты... Филька, не носи!

Но Филька махнул рукой и птицей понесся по улице, туда, где полоскался вылинялый красный флажок над конторой коммуны.

Широко распахнув дверь, ворвался Филька в контору. Счетовод вытянул шею и нервно закричал:

— Не шуми! С осторожностью полагается, дикарь!

Филька даже и не взглянул на него и прямо подскочил к столу председателя.

— Глянь-ка, товарищ председатель! Глянь-ка! — протянул он сверток.

Председатель взял, недоумевая, из филькиных рук сверток и вопросительно взглянул на парнишку:

— Что такое? Откуда?

— Некипелиха у мамки прятала! — радостно пояснил Филька. — Я подглядел да и отнял! Не знай, что там...

— Некипеловой? — усмехнулся председатель и заинтересованно стал развязывать сверток. Счетовод вылез из-за своих бумаг и ведомостей и подошел к Фильке, к свертку. Феклушка тоже соскочила с места. Коммунары, случившиеся в конторе по делу, теснее обступили председателев стол.

Степан Петрович, председатель, развязал, распутал сверток и вывалил пред собою бумажки, книжки, все, что было завернуто и завязано в холстинку. Счетовод протискался поближе, схватил несколько бумажек, быстро оглядел их и строго, с радостной и взволнованной торжественностью заявил:

— В гепею!... Требуется немедленно официяльно заявить в гепею!.. А теперь советую очистить контору от посторонних и любопытствующих!

Феклушка возбужденно взмахнула руками. Филька вскинул восторженные и чуть-чуть замерцавшие испугом глаза на счетовода, на председателя. А Степан Петрович, собрав устиньино добро в кучку, прикрыл ее обеими руками, строго оглядел посторонних и любопытствующих и внушительно произнес:

— Тут дело, может статься, уголовное! А, может, и самая вредная контра!.. Выходите, стало быть, товарищи, из конторы! Выметайтесь, живо!..