Жизнь наградила меня

В 1978 году начались неприятности. Компания, как это часто бывает, платила меньше налогов, чем государство считало необходимым, а юристы компании не смогли составить оправдательные документы.

Иосиф в это время был в Испании. Но Англия не могла требовать его ареста, потому что Интерпол не занимается налоговыми проблемами. Тогда «Ганнекс» обвинили в обходе установлений о пошлинах и обмене валюты, накоплении капиталов за рубежом и краже. Хуже всего то, что Иосифу, Маре и другим служащим компании было предъявлено обвинение в сговоре. Расследование тянулось до 1980 года. Иосифа арестовали в Париже, на Северном вокзале, когда он, соскучившись по дому, покупал билет в Лондон. В Англию лорда Кагана доставили в наручниках.

Когда Иосифа арестовали, он уперся и сказал, что не признает себя виновным, пока все участники дела не будут признаны невиновными. И, добившись этого, он признал себя виновным. Его приговорили к 10 месяцам тюремного заключения. Из этого срока он отсидел 6 месяцев, написал в тюрьме книгу и дал несколько интервью, утверждая, что никогда у него не было свободного времени для размышлений о жизни. Пока он был в тюрьме, дела фабрики пошли на спад, и вскоре выпуск продукции прекратился. Народ потерял работу, и это был печальный конец счастливой истории. Иосифа лишили рыцарского звания, у него отобрали свидетельство королевского поставщика, но он продолжал свою деятельность как лорд Каган, принимая активное участие в работе палаты лордов вплоть до своей кончины от инфаркта в январе 1995 года.

Казалось бы, жизненный опыт должен был сделать из Мары мизантропа. Она должна была бы ненавидеть немцев, литовцев и русских за их антисемитизм и погромы, за пролитые моря еврейской крови. Этого не случилось. Более светлого и либерального человека мне не приходилось встречать… Ей было жалко немецких военнопленных, хотя многие из них, наверное, были активными фашистами. Ей было жалко литовцев, которых преследовала советская власть, хотя среди них, наверное, были люди, которые участвовали в погромах. Она была добра и в своих суждениях непредвзята – ее отношение к человеку не зависело от того, к какой национальности, социальному слою или образовательному уровню он принадлежит.

Мара сыграла очень значительную роль в нашей жизни. Когда мы решили уезжать, она стала писать нам письма на гербовой бумаге палаты лордов, в которых описывала, как видные политические деятели Запада интересуются судьбой семьи Штернов. (Она полагала, не без оснований, что КГБ читает письма из-за границы, и хотела дать им понять, что если нас будут обижать, поднимется шум.) Когда мы оказались в Италии, она приехала к нам в Рим и помогала Вите в его переговорах с британским консульством на предмет получения работы в Англии. Из этого ничего не вышло, но для нас в тот период было безумно важно, что кому-то небезразлична наша судьба.

Когда мы, наконец, попали в Америку, Мара много раз приезжала к нам в Бостон, а мы бывали у нее и в Лондоне, и в Йоркшире. Мы вместе ездили в Вилиямполь, район Каунасского гетто, где Мара и Алик чудом спаслись.

Все годы в эмиграции мы чувствовали ее необыкновенную заботу и внимание.

Алик (Александр Штромас), уехавший в Англию в 1973 году, шестнадцать лет преподавал в Англии, а с 1989 года был профессором политологии в Хиллс-дэйл-колледже в Мичигане. Он умер в 1999 году в возрасте 68 лет.

Мара пережила своего младшего брата. Она скончалась от рака легких в апреле 2011 года в возрасте 86 лет. Я горько сожалею, что не успела написать о ней при ее жизни.

Римские каникулы

Итак, 5 сентября 1975 года наша семья покинула пределы СССР. Первая остановка на пути в новую жизнь – Вена. Мы прожили две недели в снятом для эмигрантов отеле «Zum Turken», хозяйка которого, фрау Беттина, разрешала включать газовую плиту только на полчаса в день и только на треть мощности. В тесной комнате стояли две кровати. На одной спали мы с Витей, на другой – мама с Катей. Из-за культурного шока я ничего в Вене не запомнила, кроме:

угнетающей чистоты на улицах – ни бумажки, ни окурка, ни соринки;

такой же угнетающей законопослушности местных жителей, не переходящих улицы на красный свет, хотя машин вокруг нет и в помине; чудесных пирожных в кафе

и нашего соседа по отелю, литератора Константина Кузьминского, будущего составителя «Голубой лагуны», девятитомной антологии советского самиздата 1960—1980-х годов.