Жизнь науки

Я рассказал о своих достижениях, но я вполне убежден, что их мало. Я знаю, что есть разные части человеческого тела, которыми я занимался недостаточно обстоятельно, недостаточно внимательно; есть такие, узнать которые можно только при постановке трудных опытов, для меня невозможных. Не мог я произвести и опытов, требующих определенных инструментов, приобрести которые мне было не по средствам: это опыты по изучению света и цветов. Мне невозможно было достаточно часто и достаточно прилежно изучать строение животных, хотя и в этой беде я, насколько возможно, ежедневно себе помогаю. Найдутся люди, которые пожелают от ученика Иоганна Бернулли большей опытности в анализах скрытых явлений. Поэтому при недостатке собственных средств пришлось брать взаймы. Если что-либо в некоторых частях человеческого тела не было мною достаточно изучено, то я заимствовал сведения об этом из Альбина, Рийшия и из других заслуживающих доверия источников. Я достаточно осведомлен в этих вопросах, чтобы на меня действовать только авторитетом. Опыты по физике я заимствовал у Теофила Дезагулье, Смпта и Мушенбрука. Там, где я оказывался бессилен, я оставлял пробелы, честно признаваясь в своей беспомощности.

Рассказав о своих занятиях и о цели своего труда, я расскажу еще о том, как я пользуюсь своим материалом. Описания — они сделаны с натуры — я брал из личных заметок и сводил, как мог, воедино множество своих наблюдений, если их отыскивалось множество — а так оказывалось почти всегда. Иногда я добавлял то, что помимо меня увидели другие: цитировал многих авторов, главным образом, чтобы каждому воздать честь. Мне казалось гнусностью, недостойной хорошего человека, умолчав имя открывателя, приписать себе то, что собственным трудом нашли моя предшественники. Чаще всего я упоминал только авторов, со мною согласных, но иногда и тех, кто придерживался мнений противоположных: я не люблю заниматься опровержениями и стремлюсь избегать ссор. Но я не хотел бы, чтобы источником моих описаний сочли сочинения тех авторов, которых я называю; я сам упоминаю всякий раз, когда они были для меня исходными.

Иногда я охотно пускался в исторические изыскания об ученых, открывших то или иное. Я хотел этими легкими спорами развлечь читателя, утомленного мелкими подробностями.

Описывая части живого тела я был, пожалуй, более краток, чем это в обычае у некоторых новейших ученых. Длительное перечисление всяких мелочей неизбежно влечет за собой скуку и пе приносит почти никакой пользы. Другие считают, что я был слишком пространен. Кто определит истинную меру?

Я описал человеческое тело (столько лет потратил я на его вскрытия!) так, чтобы строение его можно было рассматривать пе однозначно, а с различных сторон, и притом с таким обилием опытов, чтобы можно было установить, что является постоянным, что частым, что редким. Я присовокупил объяснения, привел аналогии с крупными животными и иногда пользовался ими, говоря о строении частей более мелких. Человека я описываю пли животное? Я все больше и больше убеждаюсь, что элементы тела, все, что есть в нем более топкого, одинаково по своему строению у разных четвероногих; большие и более плотные части меняются в зависимости от целей, которые каждой породе предписал Создатель.

Я прекрасно понимаю, что при изложении чужих опытов и полезных отрывков в мой труд могли перейти страницы с ошибками (реже вообще ошибочные доказательства того или иного): вина здесь и в обилии материала, и в недостатке времени, и в досадных помехах. В этой вине, неизбежной для человека, я признаюсь, надеясь на снисходительность читателя и незначительность промахов. Всякий раз, встречаясь с важными доказательствами, на которые опиралось какое-либо положение, терявшее смысл, если бы они были опровергнуты, я, поправляя, сверялся с самими книгами, ища подтверждения. В эти «Элементы» я внес краткие описания болезней и опытов, хотя знаю, что в рассказах более длинных есть приятное разнообразие; но я боялся, что труд мои неизмеримо разрастется, а жизнь моя не продолжится.

Я старался хвалить заслуживающих похвалу и никого пе обидеть. Преследуя только истину, я никогда по доброй воле, по часто, конечно, по немощи, общей человеческому роду, и моей собственной — впадал в ошибки. Ни одной приукрашенной гипотезы я не принял. Чрезвычайно старался излагать свои мысли просто, по, пожалуй, пространнее, чем в других моих сочинениях.

Дважды собственноручно, с промежутком в несколько лет, переписал я эти «Элементы» и передал их опять в печать в более чистом и исправленном виде. Возможно, однако, что из-за удаленности типографии в них вкрадутся опечатки, и я уже вижу, что они вкрались; но эта беда неизбежна, если печатанье происходит в одном городе, а автор живет в другом.