Жизнь науки

Я поставил себе целью при проведении нужной нам реформы в воззрениях по возможности сохранить в неприкосновенности все переданное нам до меня. Но мой собственный опыт научил меня, что этому есть определенные границы. Слишком большая забота о такой неприкосновенности существующего заключает в себе истинный недостаток, поскольку способствует заблуждениям. Новое, целесообразно выбранное выражение тотчас же делает общедоступным понимание того, что без него потребовало бы долгих объяснений. Я вспоминаю паренхиматозное воспаление, тромбоз, лейкемию и гноекровие, osteoides и слизистую ткань, творожистое и амилоидное перерождение, замещение тканей. Новых названий нельзя избежать там, где речь идет о фактическом обогащении опытной науки.

С другой стороны, меня часто уже упрекали в том, что я стараюсь новейшие воззрения свести к старым положениям. Однако по совести я могу заявить, что во мне столь же мало развито стремление воскресить Галена и Парацельса, как и боязнь открыто признать все то, что в их воззрениях и опытах было истинно. Действительно, я считаю, что не только в древности и в средние века понятия врачей не везде были скованы существующими представлениями, но что здравый человеческий смысл сумел сохранить даже в простом народе некоторые истины, несмотря на то что ученые-критики их отвергли. Что бы могло удержать меня от признания, что ученая критика не всегда была самой природой, что ложное истолкование не вредит верности наблюдения? Почему бы мне не следовало удержать и не восстановить удачные выражения, несмотря на то, что с ними соединены ложные представления. Мои наблюдения дают мне повод предпочитать выражение fluxio термину conges-tio. Я не могу считать воспаление за известную форму проявления патологических процессов, хотя я не признаю его как понятие онтологическое. Несмотря на решительное противодействие многих исследователей,

я принужден считать бугорок за просовидное зерно, эпителиому за ге-теропластическое, злокачественное новообразование.

В настоящее время признание исторического права быть может составляет заслугу, потому что в самом деле изумительно, с каким легкомыслием рассуждают о прогрессе все те, которые считают новым открытием всякую найденную ими малость. Я дорожу моим правом и потому признаю права других. Это мое правило в жизни, в политике и в науке. На нас лежит долг к самим себе — защищать наше право, потому что в этом единственный залог нашего индивидуального развития и нашего влияния на общее развитие. Подобная защита не есть дело приторного честолюбия, не уничтожение чисто научного стремления. Если мы хотим служить науке, то мы должны развивать ее не только в собственном своем знании, но и в уважении к другим. Это же уважение большей частью основывается на признании наших трудов другими, поддерживающем наше право. Оно основывается на доверии, с которым в наших исследованиях мы относимся к другим — в этом заключается причина почему я так дорожу этим моим правом.

В такой непосредственно практической науке, как медицина, во время столь быстрого увеличения опытного материала, как наше, на нас еще в большей степени лежит обязанность сделать наши знания доступными всей массе трудящихся на одном с нами поприще. Мы хотим реформы не революции. Мы хотим сохранить старое и присоединить к нему новое. Но среди наших современников образ такой деятельности не популярен. Она легко приобретает вид как бы пестрой смеси старого с новым, а необходимость опровергать ложные и претенциозные учения новейших писателей больше, чем древних, производит впечатление деятельности в большей мере революционной, нежели реформационной. Конечно, спокойнее ограничиться исследованием и воспроизведением, предоставляя другим его оценку. Но опыт показал, что это чрезвычайно опасно и, наконец, приносит пользу только тем, чья совесть наименее восприимчива. Вот почему мы принимаем на себя ответственность даже за всякое разногласие между опытом и учением.

Лекции, которые здесь я намеренно обнародую с такими условиями нашли для себя столь постоянных слушателей, что может быть они должны ожидать и столь же осторожных читателей. Я сам очень живо чувствую, как много они требуют осмотрительности. Всякое свободное чтение может удовлетворять только действительного слушателя. Даже в тех случаях, когда при чтении лекций существенно рассчитывают на то, чтобы они служили объяснением таблиц и препаратов, читателю они по необходимости должны казаться неровными и с пробелами. Намерение представить сжатое обозрение уже более или менее исключает подробные и достаточные ссылки, подкрепленные доказательствами. Личность лектора тем более существенна, что на нем лежит задача явственно высказывать свои воззрения.