Тяжёлый, грузный, обвязанный тряпками, он качался перед глазами Евсея и, казалось, был готов развалиться на части. Его тупой голос звучал беспокойно, левая рука щупала голову, грудь.
- Много я путался с ними! - говорил он, подозрительно оглядывая тёмные углы комнаты. - Беспокойно это, а - лучше нет ничего. Иные говорят - карты лучше, а тоже без женщин не могут жить. И охота не сохраняет от женщин, ничто не сохраняет от них!
Утром Климков увидал, что сыщик спит на диване одетый, лампа не погашена, комната полна копотью и запахом керосина. Доримедонт храпел, широко открыв большой рот, его здоровая рука свесилась на пол, он был отвратителен и жалок.
Светало, в окно смотрел бледный кусок неба, в комнате просыпались мухи и жужжали, мелькая на сером фоне окна. Вместе с запахом керосина квартиру наполнял ещё какой-то запах, густой и тревожный.
Погасив лампу, Евсей почему-то очень спешно умылся, оделся и ушёл на службу.
Там, около полудня, Зарубин громко закричал ему:
- Климков, Фиалковская Раиса - это любовница Лукина, твоего хозяина?
- А что? - быстро спросил Евсей.
- Зарезалась!
Евсей поднялся на ноги, уколотый в спину острым ударом страха.
- Сейчас нашли её в чулане - идём смотреть...
- Я не пойду! - сказал Евсей, опускаясь на свой стул. Зарубин убежал, попутно сообщая канцеляристам:
- Я же говорил - любовница Лукина!
Слово любовница он выкрикивал особенно громко, со смаком. Евсей смотрел вслед ему, вытаращив глаза, а перед ним качалась в воздухе голова Раисы, и с неё ручьями лились тяжёлые пышные волосы.
- Ты что не идёшь обедать? - спросил его Дудка.
В канцелярии почти никого не было. Евсей вздохнул и ответил:
- Хозяйка зарезалась.
- Ага, - да! Ну, иди в трактир...
Дудка шагнул в сторону, Евсей вскочил и схватил его за рукав.
- Возьмите меня...
- Куда?
- Совсем возьмите... - Дудка наклонился к нему.
- Что значит - совсем?
- К вам, - жить с вами, - навсегда...
- Идём обедать!
В трактире всё время пронзительно свистела канарейка, старик молча ел жареный картофель, а Евсей не мог есть и ожидающе, вопросительно смотрел в лицо ему.
- Так тебе хочется жить со мной? Ну, живи...
Когда Евсей услыхал эти слова, он сразу почувствовал, что они как бы отгородили его от страшной жизни. Ободрившийся, он благодарно сказал:
- Я вам буду сапоги чистить...
Дудка высунул из-под стола длинную ногу в рваном сапоге, посмотрел на него и сказал:
- Этого не нужно. А что хозяйка - хорошая была женщина?
Глаза старика смотрели ласково и как будто просили: "Скажи правду..."
- Не знаю я... - опустив голову, сказал Евсей и впервые почувствовал, что слишком часто говорит эти слова.
- Так, - молвил Дудка, - так!
- Ничего я не знаю! - заговорил Евсей, ощущая обидное недовольство собою, и вдруг осмелел. - Вижу то и это, - а что для чего - не могу понять. Должна быть другая жизнь...
- Другая? - повторил Дудка, прищурив глаза. - Да. Так нельзя...
Дудка тихонько засмеялся, потом постучал ножом о стол и крикнул половому:
- Бутылку пива! - Значит - так нельзя? Любопытно.
Дудка начал молча пить пиво.
Когда они воротились в правление, Евсея встретил Доримедонт. Его повязки растрепались, глаз налился кровью, он быстро подошёл к Евсею и таинственно спросил его:
- Раиса-то, - слышал?.. Это от пьянства, - ей-богу!
- Я туда не пойду! - сказал Евсей. - С Капитоном Ивановичем буду жить...
Доримедонт вдруг засуетился, оглядываясь, зашептал:
- Смотри - он не в своем уме; его здесь держат из жалости. Он даже вредный человек, - будь осторожен с ним!
Евсей ожидал, что сыщик будет ругать его, был удивлён его шёпотом и внимательно слушал.
- Я из этого города уезжаю, - прощай!.. Я скажу про тебя своему начальнику, и когда ему понадобится новый человек - тебя вспомнят, будь покоен!
Он шептал долго, торопливо, а его глаз все время подозрительно бегал по сторонам, и, когда отворялась дверь, сыщик подскакивал на стуле, точно собираясь убежать. От него пахло какой-то мазью; казалось, что он стал менее грузен, ниже ростом и потерял свою важность.
- Прощай! - говорил он, положив руку на плечо Евсея. - Живи осторожно. Людям не верь, женщинам - того больше. Деньгам цену знай. Серебром - купи, золото - копи, меди - не гнушайся, железом - обороняйся, есть такая казацкая поговорка. Я ведь казак, н-на...
Евсею было тяжело и скучно слушать его, он не верил ни одному слову сыщика и, как всегда, боялся его. Когда он ушёл - стало легче, и Климков усердно принялся за работу, стараясь спрятаться в ней от воспоминаний о Раисе и всех дум.
В нём что-то повернулось, пошевелилось в этот день, он чувствовал себя накануне иной жизни и следил искоса за Дудкой, согнувшимся над своим столом в облаке серого дыма. И, не желая, думал:
"Как всё делается, - сразу! Вот - зарезалась..."
Вечером он шёл по улице рядом с Дудкой и видел, что почти все люди замечают старика, иногда даже останавливаются, осматривая его.
Дудка шагал не быстро, но широко, на ходу его тело качалось, наклоняясь вперёд, и голова тоже кланялась, точно у журавля. Он согнулся, положил руки за спину, полы его пиджака разошлись и болтались по бокам, точно сломанные крылья.