Жизнь номер два

Процесс по делу Ксении и Ирины Волковых полностью подпадал под определение суда скорого и справедливого. Скорого — потому что проходил всего три дня, а справедливого — потому что приговорил обеих к смертной казни через обезглавливание. Общество у нас тут, конечно, сословное, и в принципе возможны случаи, когда за убийство простолюдина боярин или дворянин могут отделаться штрафом, но вот покушения на жизнь своего же брата по благородному сословию тут караются строго. А поскольку Аглаю убили при попытке убить меня, а вдову Капитонову — для сокрытия той попытки, то оба убийства попали в приговор наряду со всеми покушениями на меня.

Женщин в Русском Царстве публично не казнили лет уже сорок, но заинтересованные лица на казнь в тюремных стенах допускались. Меня как потерпевшего, дядю как главу рода да отца как главу семьи заинтересованными лицами признали. Не знаю, как у отца и дяди, а у меня интерес был самый что ни на есть прямой — я видел, как умерла Аглая, и я хотел увидеть, как умрут ее убийцы. Обнаружив на тюремном дворе машину, получившую имя своего активного пропагандиста, я даже удивился. Надо же, и здесь гильотина появилась во Франции, и здесь ее рекламным агентом стал доктор Гильотен,[23]

да еще и до нас это изделие добралось. Ну да, никакого революционного значения она же здесь не имела за неимением той самой революции, а гуманизму власти в России чужды не были.

С гуманизмом, на мой взгляд, в данном случае наблюдался явный и откровенный перебор. Когда мать с дочерью в одинаковых простых черных платьях и одинаково коротко остриженных, так, что почти невозможно было различить их между собой, вывели во двор, стало видно, что перед казнью обеих опоили, и не алкоголем, а каким-то забористым дурманом. Они, похоже, вообще не понимали, что происходит и что их в самом ближайшем времени ожидает.

Первой машине смерти скормили старшую, потом пришла очередь младшей. Головы продемонстрировали присутствующим, телам дали полежать, чтобы они истекли кровью, затем положили их в простые гробы, туда же отправились и головы, при этом палачу удалось их не перепутать. Гробы закрыли, не забивая, и отнесли в тюремную церковь на отпевание. Боярин Волков хоронить жену и дочь на семейном кладбище не пожелал, где они будут зарыты, меня не интересовало вообще, так что мы с отцом и дядей, не дожидаясь отпевания, отправились к нам. Выпили, посидели, разошлись.

Да, на торжество справедливости произошедшее в тюремном дворе как-то не особо тянуло, да и ладно. Аглая отмщена — а больше тут сделать и невозможно. Эта страница моей новой жизни перевернута, и хватит о ней. Главное — я полностью вжился в свою новую жизнь, я выжил, и будущее мое, пусть и было от меня скрыто, смотрелось куда приятнее, чем в тот день, когда я впервые открыл глаза в жизни номер два. Так что еще поживу, куда ж я теперь денусь-то!..