Посидели с полчаса. Неуютно, шумно-гамно, душа просила чего-то другого. Про нас вспомнили, только когда попросили счет. 995 рублей — вся сумма заказа. Денег только несколько тысячных, мелочи нет. Дать сверху на порядок больше? Ждать минут десять сдачи? Да и собственно, с какой стати? Нас здесь не особенно жаловали, какими-то приятными эмоциями никто из нас не зарядился.
Одна тысячная перекочевала с книжечку со счетом. Мы поднялись. Официантка с горящими глазами метнулась за расчетом. Раскрыла… В спину я услышал шипящее и предельно злобное: «Кр-р-итики!!!» Теперь всегда это слово будет рождать у нее не самые добрые ассоциации.
Так было всегда, но сейчас стало уж слишком навязчивым, скрипучим на зубах понятие «чаевые». Это не просто нечто желаемое, но перерастающее в какой-то императив. Десять процентов не догма — возможный вариант твоей благодарности. Еще в счетах что-то подобное печатают, чтоб не забывали.
Собственно, для чего? На всякий случай, чтобы, не дай бог, в блюдо не плюнули, не обсчитали. Задобрить божка местной харчевни… Попробовать возвыситься в собственных глазах? Сегодня я господин! Я на чай дал, пусть радуется! А еще можно бахвалиться и посвятить какую-то часть разговора соревнованию в невероятной щедрости: «Я вчера легко и непринужденно!..»
Культ взяткодательства, прививаемого с мелочей, чтоб на подкорке записалось: дать — хороший тон.
Случай другого плана: встретился, как ни странно, опять же в столице со своей бывшей ученицей. Она несколько лет живет в Москве, работает юрисконсультом в какой-то фирме, девушка блестящая во всех отношениях. Посидели в кофейне. Пирожное, кофе. Поговорили. Когда уходили, она категорически воспрепятствовала мне оставить какие-то деньги сверху. Аргументом было: «Тебе же за твою работу никто сверху зарплаты не приплачивает». А ведь и правда, если это сторонний человек, то именоваться будет должностным преступлением.
Не нравится мне, когда подобная, по сути, банальность перерастает в культ. Когда не просто ты можешь совершить свободное волеизъявление, но уже априори обязан самому факту, что находишься здесь, в этом заведении, мол, дескать, нравы такие.
Был у меня один знакомец Владимир Ильич, он состоял администратором в архангельском клубе, где я одно время работал охранником, — человек из еще прошлой закалки, из той еще породы… Это было делом всей его жизни. Постоянное обучение, различные конкурсы по всему Союзу. Работа — искусство, в ней он был безусловный мастер своего дела, виртуозный и предельно деликатный!
По крайней мере, сейчас таких не встречал, а может, уровень заведений должен быть многократно иной и туда я уже не ходок… В основном попадаются либо хищники, которые зацепились за профессию и знают, как сосать из клиента соки, либо неопытный молодняк, пристроившийся на подработку либо на время каникул.
Все какое-то неосновательное профанное. Ощущение, что все мы коротаем, кто как может, дни на временном, но уже ставшим постылым полустанке. Кто-то это делает, принимая пищу и вкушая очередную стопку/стакан, кто-то эту снедь на скорую руку готовит, другой нехотя, из громадного одолжения подносит. Вот она наша вертикаль или горизонталь, кому как.
В самом начале романа современного прозаика Сергея Самсонова «Аномалия Камлаева» врезалось рассуждение о новой системе координат, в которой «слуги и господа поменялись местами и в которой сочинитель музыки или стихов никогда не сравняется по известности и доходам с парикмахером, портным или цирюльником». Примерно так, причем все эти ребята далеко не мастера в своей профессии.
Опять вспомнились две валькирии, пребывающие в вечном поиске подсвечника, и почему-то померещилось вольнодумное: вот эти наглые и хамовитые — что наша власть. По крайней мере, какая-то лакейская наглость в ее действиях постоянно прослеживается. Страной управляют вовсе не кухарки. Они, собственно, далеко, там, где и должны находиться в рабочее время — на кухне, их не видно. Гарсоны, облеченные властью, — страшное дело, и тут уже подсвечником не обойдется, век должен будешь. Не отмоешься потом.
Юбилей Высоцкого как воспоминание о стране
Как водится сейчас из 70-летнего юбилея Высоцкого сделали шоу. Да и что тут пенять, таков нынче формат общения. Бесконечная череда похвальных речей по боку, рассуждения о преждевременно загубленном советским режимом таланте — туда же, чтобы что-то понять, в чем-то разобраться. Да, бальзам на душу, записи его песен, выступления, вновь прокрученные по ТВ. Но самое ценное, что в этот раз лично я для себя вынес из всей этой суеты вокруг имени Высоцкого — это кадры конца 80-х годов, прокрученные в одной из передач, кажется, по «Первому каналу».