Жизнь по правилам и без

Я помню, как первый телевизор появился в деревне в начале шести году у моего друга Виктора. Его родители работали в сельпо, весьма доходное место. Это был черно-белый экранчик размером десять на пятнадцать сантиметров марки «КВН – 49». Такой «народный» телевизор с увеличительным кругом перед экраном показывал смутно всего три отечественные программы, но посмотреть на диковинку сбегалась вся деревня. Всего-то каких-то 60 лет прошло, а что сейчас мы имеем?! Гаджеты, смартфоны у каждого и сотни телевизионных программ, а с помощью спутников можно будет смотреть любую страну.

А еще я мечтал об астрологии. Наверное, нет человека, которого не интересовало бы его будущее. В Крыму небо такое же чернющее, как и Чёрное море. Всё в звездах, и все они отчётливо видны, когда летом лежишь на плоской крыше саманного сарая, а над тобой бездна звёзд в нашей туманной галактике Млечный путь. Из-за того, что единственная звезда – наше Солнце, дающая нам свет ночью строго с другой стороны земли, все небо похоже на дырявый огромный занавес, где обе Медведицы и Кассиопея, похожая на букву W или М, отчетливо видны. Так мы назвали свою дворовую футбольную команду и даже эмблему на груди придумали – «КаэС». Моим пацанам, с улицы, было всё равно, главное – красивое название.

Думай на один шаг вперед.

В детстве мы ходили на все кинофильмы, которые привозили в сельский клуб. Знали их наизусть, играли в «Угадай фильм» по первой букве. Фильмов было так мало, что мы без труда отгадывали их названия. Когда показывали в летнем кинотеатре вечером фильм, и у нас не было денег на билет, мы залезали на высокие деревья и смотрели целый час оттуда, поверх стены. Главное – не заснуть на ветке.

Утром, пока не жарко, я лазил на акацию, чтобы полакомиться желто-белыми ароматными цветочками. Срываешь эти душистые гроздья двумя пальцами и радостно отправляешь в рот. А сколько мы открыли съедобных кореньев, сколько всяких сладких стеблей и зерен на огороде, возле сарая, за хлевом, к задней стене которого, с другой стороны, вплотную подступали хлеба и травы колхозного поля!

Днём крымское солнце нещадно пекло в голову и пыльные дорожки во дворе обжигали босые ноги, воздух всё тяжелел, раскаляясь, как на углях. Я находил спасительное дерево и падал без сил в его прохладную тень. И вдруг небосвод тускнел, облака темнели и сходились все теснее и, наконец, начинали подёргиваться острым малиновым блеском, стали где-то в самой глубокой и звучной высоте своей, погромыхивать, а потом раскатываться страшным гулом все полновеснее да величавее. А для меня такая смена явлений проливала радость на сердце. Можно было заняться любимым делом: расплавленные мозги собирались в сгусток мыслей.

Отец меня часто поучал: «В жизни, как в шахматах, продумывай на один ход вперёд больше, чем соперник». Он бывал то мягок, то груб, но главное – он любил меня и поэтому многое прощал, мои шалости и глупости. Он научил меня играть в шахматы, правда, сам играл слабо. Уже через год я у него выигрывал все партии и знал, как разыграть «Ферзевый гамбит» или «Сицилианскую защиту». И сделал вывод, жертвуя чем-то малым – пешками, овладеть можно намного большим – центром, ферзём».

– Умей отдавать, чтобы получать, – нравоучительно повторял он. – Назовём этот хитрый приём «Крымским гамбитом».

Отец всегда говорил, поучая: «Не спеши делать выводы – жизнь так сложно устроена: то, что сегодня казалось плохим, завтра превращается в хорошее и наоборот. Лучше всего не торопиться с выводами, а дать времени возможность назвать вещи своими именами, подождать, хотя бы до завтра. Но всё, что с нами происходит, несёт в себе позитивное начало для нашего жизненного опыта».

Родители часто собирались с друзьями, пели песни, разговаривали о жизни. Друзья у него были разные, но большинство из руководства района. Отец имел среди них авторитет. Он никогда не курил и меня ограждал от привязанности к табаку. Пил в меру, но всегда хорошо закусывал и делал мне наставление:

– Кто только пьёт и не заедает, того давно уже с нами нет. Всегда хорошо закусывай!

Друзья отца говорили разное, когда собирались, например, помню, что все рождаются голыми, однако одни становятся генералами, а другие – бродягами. С раннего детства я слышал от отца и его друзей слова о войне, необходимости свободы и бездоленном народе. Но все эти речи произносились главным образом в столовой за «крепким чаем» и дальше периметра кухни их требования не уходили. На митингах и партсобраниях их речи были уже другими, правильными, как под копирку: все «За», за то, что сказала партия, за речь начальника.

Множество интересных, таинственных историй я слышал от родителей и от их сельских гостей, забираясь под стол в столовой, где скатерть была до пола. Бывало, засыпал на полу, а просыпался уже совсем под другую историю. Отец был в восторге от армии, жалел, что не остался на сверхсрочника, и часто вспоминал разные истории. Он был хорошим рассказчиком, за ним можно было записывать целые повести. И я записывал.