Жизнь по Слову, данному нам от Бога

Прошло 20 лет с тех пор, как он перешёл в вечность, как он ушёл от нас видеть Бога как Он есть. Можно сказать, уже в земной жизни он в известной мере видел Бога как Он есть, а потому и нас учил, вдохновлял жить так, как жил сам. Что такое Церковь? Церковь есть наша матерь, или иначе говоря, утроба, в которой происходит зарождение Божьего творения, в ней мы рождаемся Богом в вечность. Ум отца Софрония был всегда обращён к вечности, а всё земное, хотя и имело великую ценность в его очах, всё же всегда оставалось земным, преходящим, временным, то есть мгновением, в которое ты вроде живёшь, но которое уже и прошло. Он пишет об этом[3] в своей автобиографической книге

Видеть Бога как Он есть. В этой книге вы почти не найдёте исторической информации, потому что, как мы уже сказали, его ум был погружён в вечное, и именно это характерно для отца Софрония. Его автобиография — духовная. Он никогда не сходит с высоты вечной жизни к чему-то лишь обыденному, житейскому.

Однако, видя нашу незрелость и невежество, видя, что мы недостаточно серьёзно относимся ко многим вещам — здесь я, конечно, прежде всего имею в виду себя, но, думаю, все мы были тогда, в начале основания монастыря, юными и неопытными — отец Софроний иногда с улыбкой говорил другим людям в нашем присутствии: «Мне надо быть для них и отцом и матерью». Многими годами позже я понял, насколько глубокими были его слова. Он сказал их шутя, по — доброму, но глубина их была большей, чем это могло показаться. Он жил это слово во всей его полноте и великом значении. Не обращая чрезмерного внимания на мелочи повседневной жизни, он, однако, всё учитывал и обо всём заботился, как это может делать только родная мать. Каждый человек был предметом его заботы. А ведь я его встретил, когда он был уже далеко не молодой, ему было 66 лет. Несмотря на свой возраст, он по — матерински опекал каждого из нас.

Помню, однажды поздно вечером к нам приехала из Франции сестра, которая позже стала монахиней в нашем монастыре. Она провела в дороге целый день. Думаю, в то время она добирались не самолётом, а поездом и на пароме. День был постный, я был на кухне и предложил ей чай, а может что-то ещё. И вдруг зазвонил телефон. Это был отец Софроний, который жил в ста метрах от монастыря (бывшие соседи переехали в другое место, и Бог так устроил, что мы смогли купить их дом для отца Софрония). Он беспокоился, приехала ли сестра, и сказал, чтобы я открыл для неё рыбные консервы. Я всё сделал, как он мне сказал. Сестра передохнула, подкрепилась и пошла к себе в комнату. Годами позже она рассказала, что в тот вечер была настолько уставшей и голодной, что действительно те рыбные консервы придали ей новые силы. Она призналась, что и сама думала о рыбе, но не могла себе её позволить, был постный день. Отец Софроний был вдалеке, но как будто знал обо всём этом, и потому, позвонив, сказал мне, что я должен сделать для неё. Подобные случаи, когда отец Софроний «как будто бы знал», происходили так часто, что я наконец-то понял: он и

на самом деле знал, его нельзя было провести

. Внешне он ничего не показывал и не вёл себя как прозорливый старец, но ничто не проходило мимо него незамеченным.

В начале у нас был только один дом, в котором располагались и келлии и храм. Долгое время это была единственная церковь в монастыре. Утром и вечером мы собирались на молитву и там же служили литургию. Позже маленький храм стал тесен для постоянно возрастающего числа людей, и мы, с Божией помощью, построили новую церковь. Но тогда, в самые первые годы, всё находилось в одном единственном доме, и когда мы собирались вечером в церковь, то закрывали входные двери. Нас было всего пять — шесть человек. В церкви горели две лампады, мы начинали богослужение с предначинательных молитв и далее читали молитву Иисусову. Таковым было правило, которое установил сам отец Софроний, потому что оно позволяло молиться на разных языках. Богослужебных книг на французском и английском языках не было, они были только на славянском, да и то не все. Двое — трое из нас приняли православие во Франции в Русской Церкви, и нам было весьма затруднительно совершать полный суточный круг церковных служб. Поэтому мы читали только Иисусову молитву, в течение двух часов, при закрытых дверях. Иногда отец Софроний говорил: «Не закрывайте сегодня дверь, вечером к нам приедет такой-то», но мы по невнимательности, бывало, забывали, что он сказал. И тогда, во время службы отцу Софронию приходилось выходить из храма, чтобы впустить приезжего. Мы забывали оставить дверь открытой, но он точно знал — кто-то стоит снаружи и желает войти. Подобное случалось часто, и я всегда удивлялся таким «совпадениям».