Жизнь, по слухам, одна!

Она с трудом перевернула его. Тело тяжело перевалилось на спину, придавив руку, которая, казалось, была чьей-то чужой рукой, не принадлежавшей этому телу.

– Господи, что мне делать?! Вы живы или нет?! Глеб Петрович?!

И этот пробежавший по шее деловитый муравей не давал ей покоя!..

Пульс? Где его щупают, этот чертов пульс?! В сериалах они это делают очень ловко, на шее, в одну секунду понимая, жив человек или нет!.. Катя Мухина, превозмогая себя, протянула руку, дотронулась до шеи и тут же отдернула ладонь.

– Дура, – шепотом сказала она себе. – Ты дура, дура и слабачка!.. Ну! Давай сейчас же!..

Она снова потянулась, и кожа показалась ей холодной, влажной, совершенно лягушачьей. Никакого пульса там не было, по крайней мере Катя не знала, как его найти.

– Глеб Петрович! Ну, хватит, а?! Ну, вы живы или нет?! Господи, что мне делать?!

Пола его темного пиджака, выпачканного в земле, вдруг раскрылась, упала, и Катя увидела бурые запекшиеся подтеки на белой рубашке, везде целой, не порванной. И вообще крови не было видно – ни на одежде, ни на земле.

И что это значит? Это хорошо или плохо?!

– Глеб!! Это я, Катя! Вы помните меня? Вы работали в охране у моего папы, Анатолия Васильевича, и вы однажды меня спасли! Ну придите в себя! Ну, вы же не умерли на самом деле!..

И тут она зарыдала, бурно, громко, слезы хлынули ручьем.

Ее бросили все – и мама, и папа, и Ниночка, которую она не успела спасти. Она просто не переживет, если ее бросит еще и Глеб. Тогда она ляжет рядышком и тоже умрет.

Катя рыдала, тряслась, подвывала, но не переставала соображать, что делать дальше.

Неизвестно, как это у нее получалось.

Если б ее сознание продолжало зыбиться и мутиться, она бы в нем утонула, и дело с концом. Но оно было острым и колючим, как горные пики, очень отчетливым, и, завывая, Катя тем не менее сообразила, что у нее есть вода и аптечка.

Не переставая рыдать, она поползла на коленях в куст, схватила бутылку с водой и трясущейся рукой плеснула лежащему в лицо.

Тут произошло неожиданное и напугавшее ее еще больше.

Он вдруг сел.

Катя взвизгнула и закрыла лицо руками. Вода из бутылки лилась ей на колени.

Катя отняла руки, всхлипнула, перехватила бутылку и плеснула еще раз, как из шланга.

Он моментально открыл глаза. Вода капала у него с подбородка.

– Глеб, – икнув, сказала Катя и на коленях подползла поближе. – Ты жив или умер?

Он повел головой, пошевелил вымазанными в земле губами, и Катя моментально поняла, что он просит воды. Он хочет пить и просит, чтобы она дала ему попить, значит, он жив!

– Сейчас, сейчас!..

Кое-как пристроив бутылку к его губам, она крепко взяла его за затылок и осторожно дала ему глотнуть.

Он глотнул, выдохнул, закрыл глаза, потянулся снова и пил долго, медленно и мерно глотая. Катя держала его голову.

Оторвавшись от бутылки, он посмотрел на нее, и взгляд у него стал как будто фокусироваться, сходиться на ней.

В аптечке есть нашатырь, отчетливо подумала Катя с горного пика, в который превратилось ее сознание. Нужно дать ему понюхать.

Она опять поползла в куст, разыскала аптечку, долго не могла ее открыть, рыча от нетерпения, но потом все же открыла.

Ампула хрустнула у нее в пальцах, первым делом Катя нюхнула сама, так что слезы выступили на глазах, и сунула ему под нос.

Он замотал головой, захрипел, дернулся.

– Хорошо, – похвалила Катя Мухина. – Очень хорошо!..

Он зашевелился, поднял руку и вытряхнул из-за шиворота листья и травинки.

– Там еще был муравей, – деловито сказала Катя. – А они кусаются!

– Где муравей? – хриплым голосом медленно спросил Глеб Звоницкий, словно проверяя, может ли он говорить.

– У тебя за шиворотом.

Он помолчал, собираясь с силами, и сказал:

– Помнишь, мы с тобой муравья кормили? В парке у Инженерного замка? Ты еще маленькая была.

Катя села на пятки, глядя на него во все глаза, и вдруг опять залилась слезами. Глеб морщился, с трудом вздыхал, а потом спросил:

– Где мы?

– На Крестовском острове, в кустах, – моментально перестав рыдать, с готовностью доложила Катя. – Ты здесь лежал, и я думала, что ты умер.

– Как ты меня нашла?

– Я тебе звонила все утро. Никто не отвечал, а потом ответил какой-то человек. Наверное, он бутылки в кустах собирал, а нашел тебя. Он сказал, чтобы я ехала сюда, а он сам здесь светиться не может. Еще он сказал, что ты пока дышишь и что мне надо спешить.

– И ты поехала?!

Катя тыльной стороной ладони утерла нос. Кажется, на нем висела капля.

– А что, я должна была тебя бросить?!

Глеб Петрович охнул, медленно вытащил из-за спины руку, которая повисла как плеть, и взял ее за кисть другой рукой.

– Как ты меня нашла?..

– Я же рассказала!

Он покачал головой, и Катя его поняла.

– А-а, ну, я дошла до стадиона Кирова, это мне так велел тот тип. Он сказал, что ты лежишь где-то за лодочными сараями, в кустах. Я ходила, ходила и в конце концов нашла. Ты можешь встать?

– Откуда я знаю, – сказал Глеб и улыбнулся. Улыбаться было трудно, лицевые мышцы свело судорогой. Он плохо соображал и понимал, что нужно соображать быстрее.

– А как мы это узнаем?

– Что?

– Ну, можешь ты двигаться или нет!

– Какое сегодня число?