Жизнь Пушкина

В Москве Пушкин остановился на этот раз в Глинищевском переулке в гостинице «Север». Началась обычная столичная суета, встречи с литераторами, альманашниками, приглашения на светские вечера, холостые пирушки, острословие князя П. А. Вяземского, каламбуры графа Федора Толстого… Пушкин опять стал подумывать о женитьбе. Он был частым посетителем московских балов, где невест было немало. Однажды на общественном балу танцмейстера Иогеля[801] Пушкин увидел молоденькую девицу, почти подростка, Наташу Гончарову[802]. Она уже числилась в списке так называемых красавиц, и поэт находил ее не менее прелестной, чем Софи Пушкину, Ушакову, Оленину и прочих своих «невест». Почему бы не жениться ему на этой хорошенькой барышне? Наташа Гончарова не была аристократкою. Ее отец, Николай Афанасьевич[803]

, был правнуком калужского купца Афанасия Абрамовича Гончарова[804], сумевшего создать при Петре Великом замечательную Полотняную фабрику, известную в Европе и в Америке. Он нажил миллионы и получил дворянство. Сын его Николай[805] также обладал коммерческими талантами, но внук, Афанасий Николаевич[806]

, оказался безумным расточителем. Его жена, урожденная Мусина-Пушкина[807], заболела душевно, и тогда ее супруг, тоже психически человек неуравновешенный, предался развратной и беспорядочной жизни, которая в конце концов разорила семейство. Его сын, Николай Афанасьевич, женился на Наталье Ивановне Загряжской[808], весьма знатной, но нищей красавице. Она ему родила трех сыновей – Дмитрия[809]

, Ивана[810] и Сергея[811]: и трех дочерей Екатерину[812]

, Александру[813] и Наталью. Гончаровы в это время совершенно были разорены. Николай Афанасьевич к тому же душевно заболел, так же как и его мать. Наталья Ивановна была ханжою. В доме у них толпились странницы и приживалки. Девочек воспитывали в строгости, но бестолково; образование их сводилось к знанию французского языка, музыки и рукоделия. За Наташей ухаживали многие, но предложения никто не делал. Все боялись сумасшедшего отца, взбалмошной матери и нескладного быта в доме бесприданницы. Но поэт не побоялся всех этих опасных странностей. Любопытно, однако, что, пленившись Натальей Николаевной, Пушкин и на этот раз, по обыкновению, вместо того чтобы остаться около нее, вскоре после бала танцмейстера Иогеля выехал в Старицу, где в это время был А. Н. Вульф, а потом вместе с этим резонерствующим циником поехал в Петербург. 18 января он уже был там и остановился в трактире Демута[814]. Несмотря на свою кочевую, беспокойную жизнь, Пушкин много работал и немало зарабатывал, потому что книги его издавались и переиздавались все время, но денег у него никогда не было: он жил беспорядочно и, главное, вел большую карточную игру, часто с сомнительными игроками, и проигрывал крупные суммы. Книги Пушкина расходились очень хорошо, и гонорары он получал по тому времени крупные. Выходили в свет отдельными книжками главы «Евгения Онегина», в марте 1828 года вышло второе издание «Руслана и Людмилы», в мае второе издание «Кавказского пленника», в декабре «Граф Нулин» (вместе с поэмою Баратынского «Бал»), в марте 1829 года появилась «Полтава», в мае – первая часть «Стихотворений Александра Пушкина», в июне – вторая часть. Но жизнь Пушкина была не устроена. У него не было ни своего дома, ни уверенности в прочности своего положения. Бенкендорф все время бесцеремонно напоминал ему об его поднадзорности. Пушкин не знал точно, что ему позволено и что запрещено. Ему надоедало постоянно обращаться за разрешением об издании той или другой вещи или сообщать о своих поездках в Москву или в деревню. Его ходатайства об отъезде за границу были отклонены, а у него была «тоска по чужбине». Ему хотелось все новых и новых впечатлений, и он чувствовал себя не только русским: он был истинный европеец. Его ходатайство о зачислении в действующую армию также не увенчалось успехом. Прасковья Александровна сравнивала его с орлом, но его не выпускали из клетки, и он бился о железные прутья, тщетно расправляя крылья.

9 марта 1829 года Пушкин выехал из Петербурга, взяв в генерал-губернаторской канцелярии подорожную до Тифлиса и обратно. На этот раз поэт не просил у Бенкендорфа разрешения на поездку, но шеф жандармов, конечно, был осведомлен о ней через агентов, наблюдавших за Пушкиным. 22 марта Бенкендорф распорядился, чтобы кавказские власти следили за поведением поднадзорного поэта.