«Я не стала писать Вам сразу по приезде домой, так как каждое возвращение в этот дом вызывает прилив чувств, и лучше их испытать наедине с собой, прежде чем писать письма. Шесть недель перемен и наслаждений прошли, но не бесследно, память запечатлела каждое из них, а особенно запомнились два последних дня, проведенных мною в Шотландии. Это были два очень приятных дня. Мне всегда нравилась Шотландия как идея, но сейчас, увидев ее в реальности, она мне нравится гораздо больше; она подарила мне несколько часов, сопоставимых с самыми счастливыми мгновениями моей жизни. Но не бойтесь, что я стану злоупотреблять описаниями; Вы должны были уже получить содержательный и приятный отчет обо всем, и я вряд ли могу добавить к нему что-либо существенное. В настоящее время все мои помыслы направлены на то, чтобы вспомнить мои мысли, обуздать их полет, дисциплинировать их и направить на какой-нибудь полезный труд; пока же они маются без дела и норовят сесть на лондонский поезд или совершить побег через Границу – им особенно хочется совершить эту поездку, да и кто из тех, кто хоть раз любовался Эдинбургом с его скалой, похожей на лежащего льва, не будет вновь и вновь видеть его в мечтах, наяву или во сне? Дорогой сэр, не думайте, что я богохульствую, когда говорю Вам, что Ваш великий Лондон, по сравнению с Дан-Эдином[190]
, «моим личным романтическим городом», – это как проза по сравнению с поэзией или же как грохочущий, бессвязный, тяжелый эпос по сравнению с лирическим стихотворением, кратким, ярким, чистым и живым, как вспышка молнии. У вас нет ничего, подобного памятнику Скотту, но даже если бы он у вас был, вкупе со всеми архитектурными красотами вместе взятыми, у вас нет ничего подобного горе Артур, и кроме того, вы не обладаете шотландским национальным характером, а ведь в конце концов именно характер сообщает этому краю истинное очарование и подлинное величие».После возвращения из Шотландии она опять провела несколько дней с друзьями, а затем поехала в Хауорт.
«15 июня.
Я отлично доехала до дома и была очень рада, что никакое непреодолимое препятствие не задержало меня ни на день дольше. Прямо у подножия холма Бриджхаус я встретила Джона с посохом в руке; к счастью, он заметил меня в экипаже, остановился и сообщил, что он направлялся в Б. по распоряжению мистера Бронте: ему поручено узнать, как я поживаю, потому что мистер Бронте был в ужасном состоянии с тех пор, как получил письмо мисс Х. Прибыв домой, я обнаружила, что папа довел себя до крайне нервозного и тревожного состояния, которое совершенно естественно передалось Марте и Тэбби… Дом выглядит очень чистым, и, я думаю, в нем нет сырости; однако работы по благоустройству все еще невпроворот – достаточно для того, чтобы еще какое-то время занимать меня малоприятными делами. Я поблагодарила судьбу за то, что нашла папу в неплохом состоянии, но, боюсь, у него только что появились симптомы простуды; моя же простуда постепенно проходит… Статья в газете, которую я нашла по приезде, меня позабавила; эта газета вышла, когда я была в Лондоне. Я прилагаю ее, чтобы ты посмеялась; она якобы написана Писателем, ревнующим к Писательницам. Не знаю, кто он, но, должно быть, один из тех, с кем я познакомилась… «Уродцы», придающие себе «важный рочестерский вид», – это неплохой выпад; некоторым из тех, на кого намекают, это не понравится.
Во время визита мисс Бронте в Лондон ее уговорили позировать Ричмонду[191]
. Этот карандашный рисунок, по-моему, обладает восхитительным подобием, хотя, конечно, мнения на этот счет расходятся; как обычно, те, кто был лучше всего знаком с прототипом, меньше всего удовлетворены сходством. Мистер Бронте счел, что на портрете Шарлотта выглядит старше и что она была изображена не в очень выгодном свете, но он признал, что у нее совершенно чудесное и правдоподобное выражение.«1 августа.