Жизнь Штефана Великого

- Одумайтесь, люди добрые, - жалобно тянули черноризцы. - Мир дороже войны, золото лучше стали. Витязей именитых, как и архангелов своих, Господь редко на землю посылает. Удоволимся смирным князем.

- А нам бы князя позадиристей, - кипятились рэзеши.

- Читали бы Эзопию60 - не говорили б так, - ответствовал мудрейший из монахов. - Не будем богохульничать, прося для Молдавии иного блага, кроме мира. Вон Валахия удостоилась воеводы, какого вам надобно70, так и младенцы в пеленках от страха вопят.

- А по-нашему, тот князь лучше, - ворчали рэзеши, - он злых искореняет. Наш-то господарь Арон только и обнажил меч, что на погибель брата. Ну, да что, и на него управа найдется! Остался еще муж достойный от древней отрасли Александра Старого.

- Какой такой муж? Где он? - допытывались святые отцы.

- Узнаете. Всякому делу своя пора, - спесивились рэзеши. - Дошла до нас молва - ждать новой власти по весне в Молдавском господарстве.

Много было разговору на тех осенних сходах про Влада Валашского, сына Дьявола-Воеводы. Больше всех пришлась по нраву задиристым рэзешам притча про убогих да нищих. Созвал их Влад на праздничный пир да и сжег, заперев в хоромах. Другая нравилась рэзешам еще пуще, да про то шептались разве что на свадебных пирах, когда взыграют винные пары. Сказывали, будто Влад-Воевода зовет к себе на жалование рэзешей из Нижней Молдавии. А зачем ему молдаване, когда полон свет албанцами, сербами да уграми - то тайна, и всякому надлежит про себя ее держать. А уж станется нужда - так шепни ее только другу.

Что же до той древней записи,то с зимы еще люди ведали, про кого она писана. О ком же, как не об единственном отпрыске рода Мушатов могла быть речь? Господарь Петру Арон не в счет, ему держать ответ пред Божьим судом. А скиталец тот, именем Штефан, есть сын убиенного в Реусенах Богдана-Воеводы, и живет он в Дымбовицкой крепости у Влада Валашского.

Еще сказывают, что-де в нищем скиту на берегах Днестровского лимана хранится синодик и свиток. И в ту поминальную книгу внесены имена воевод Богдана и Штефана. А в грамоте сказано, что Богдан-Воевода посвятил сына Господу Богу, дабы стал он рыцарем Христа супротив злого духа. И вот, настанет пора исполнения клятвы и сказанного в свитке: ибо цареградская твердыня пала, а Яноша-Воеводы Семиградского не стало; поскольку же место его никто из старых князей не заступил, то быть такому среди молодых. И непременно в Молдавии.

Такие сказки ходили в народе; и сладко было молдаванам слушать их. Для одних они были забавными небылицами - пищей подстать легкомысленному

нраву; прочие, поверив слухам, шептали их с опаскою другим. Одно горе порождало их, одно страдание. Ибо воевода Богдан оставил по себе добрую память, а теперь расцвела она и повсюду семена посеяла. И многие сторонники княжича Штефана, помня о Богдане и скорбя о горестях Молдавии, поддерживали эти слухи и распускали их по свету.

Горестью, упорством и гневом полнились сердца при мысли о турецкой угрозе. Нрав молдаван еще более тому содействовал. О мщении ужасном и битвах мечтали они. А посему ожидали со дня на день своего Мессию-искупителя.

А в зто время венценосцы и рыцари других христианских государств скорее помышляли о мирских утехах и грехах. Сразу же по смерти Яноша Корвина сын его Владислав пошел ратью на графа Цилли, противника Гуниади, и, обойдя его лукавством, предал казни. Он же напал на сербского деспота, хоть тот за собой вины не знал. И много натворил бесчинств, противных Богу и законам. К исходу зимы повелел венгерский король привести Владислава в Буду; и, предав суду, казнил его.

Оставался младший сын Яноша Гуниади Матвей, опекаемый по малолетству дядей, знатным вельможей Михаилом Силади. Часть магнатов примкнула к ним, желая возвести Матвея на венгерский престол. Была еще и третья партия, ратовавшая за немецкого кесаря Фредерика.