Жизнь Штефана Великого

Там, за столом, узнал Марамурешский воевода, какою горестью исполнена душа Штефана, из-за междоусобицы христиан, и, тяжко вздыхая, слезу уронил. А затем, обняв Штефаиа, крикнул, что не позволит более длиться вражде, что пойдет в Сучаву и поведает Альбрехту мнение христианского мира о походе его величества.

Штефан поднял кубок. Морщины бороздили его мело, взор был сумрачный.

- Любезный друг и брат наш, - отвечал он со вздохом. - Да будет тебе ведомо, что в этой усобице нет моей вины. Если его величество короли признает свою оплошность, пусть поднимает войско и уходит; как только перешагнет рубеж, можно и замириться. А коли не признает он свою ошибку так я, дождавшись возвращения твоей милости, воссяду на коня. Я ждал твоего дружеского посредничества, по затем уж буду вправе поступать так, как сочту нужным.

- Преславный брат и князь, получишь мир, - заверил Бирток-Воевода.

- Возможно, - продолжал Штефан. - В благожелательстве твоем не сомневаюсь. Но прошу тебя, брата по древней отрасли нашей, выслушай горестную жалобу мою. Мое страдание длится стой поры, как стал я на княжение в этой стране и ополчился на неверных грудью защищая ляшских друзей. Ушла моя молодость, волосы мои поседели, рана на ноге опять болит, горести захлестывают меня, словно волны морские. А ныне вот в каком подлом положении я оказался: от Бали-бея из Силистрии пришла весть, что он готов немедля отрядить ко мне свои полки супротив короля. Значит, други нападают, а враги мне помогают.

Кравчий нацедил вина в кубки, и его светлость Бирток снова пролил слезу, сочувствуя горестям брата.

Штефан продолжал, хмуря бровь.

- Если же его величество король не поймет всего этого и не даст себя уговорить, я умываю руки, как Пилат. Тогда уж вряд ли удастся мне удержать своих служилых л черный люд, познавших такое насилие, грабеж и погибель от рук христиан. Так пусть ж-.- узнает через тебя король, что если он желает мира, то должен немедля поднять войско и отступить тем же путем, которым пришел. Сие прошу тебя повторить его величеству дважды. Не хочу, чтобы страна была опустошена в новом месте, пето начнется новая война.

С этим недвусмысленным предупреждением и последовал Бирток-Воевода в Сучаву.

Была уже поздняя осень, лили бесконечные дожди, а осада стояла все на том же месте. Падеж коней продолжался; люди рыскали, словно волки, в поисках пищи по пустынной земле, с отвращением жевали корпи, кору и глину. Среди православных войной ходили слухи, что татары собираются напасть на Червонную Русь; от благочестивых православных иноков, проникших в войско, стало известно, что королевские рейтары громили святые храмы и грабили драгоценную утварь и дорогие каменья. Такой король и впрямь достоин божьей кары. А им бы лучше бросить все да бежать за Днестр, защитить женщин и малых детей от ногайской грозы.

Бартоломей-Воевода застал короля в великой печаля, вызванной осенней непогодью, голодом,терзавшим войско, и молчаливой скорбью ратников и вельможных панов. Так что Альбрехт не очень разъярился, услыша мирные предложения князя. Величественно встав, он в грозном раздумье прошелся перед воеводой, и милостиво решился, наконец, пощадить эту христианскую землю.

- Если твое величество изволит снять осаду - добавил Бирток-Воевода, я должен передать еще одну нижайшую просьбу паладина Штефана.

Снисходительно улыбаясь, король Альбрехт выслушал слова Биртока, затем повелел собрать на совет маршалов и других военачальников короны. Необходимо былб спасти любой ценой престиж короля. Но вместе с тем осаду надо было спять сейчас же. Проделать возвратный путыю разоренным землям было немыслимо. Следовало пробиваться в Польшу через другие молдавские земли, где бы войско могло хоть как-нибудь прокормиться. Условие паладина приняли, но он сам рад будет не заметить нового пути польского войска, тем паче, что путь этот будет проделан с величайшей быстротой.

Сам воевода Бирток понял, что иначе поступить нельзя. Вскоре он догадался, что Штефан все заранее предвидел и принял меры, дабы по-своему завершить королевский поход в Молдавию.

19 октября трубы возвестили конец осады.Господарское знамя по-прежнему развевалось над крепостью. Вокруг была глухомань, руины и оставленный поляками хлам, на который равнодушно взирали со стен, опираясь на сулимы, защитники Сучавы. На заходе того же дня трубил рог, и верхняя стража сообщила, что с юга показались конники светлого князя Шгефана-Воеводы.

В это же время молдавские военачальники двигали со всех сторон свои пешие и конные дружины, охватывая словно неводом отступав шее войско Альбрехта-короля. Наутро Штефап проехал верхом мимо крепости, но не остановился. Казацкие полки закрывали со стороны гор и равнины днестровские дороги.