Жизнь Штефана Великого

— Откуда узнала?

— По лицу, государь. Иначе не узнала бы, ведь ты со мной не делишься. Всю жизнь я печалилась, что не могла принять участия в тайном совете твоем. Не жалуюсь, что господин мой не дал мне этого права. Но теперь у тебя другой товарищ, муж зрелый, сын твоей светлости. От него уж не скрывай ничего, лучшего советника не найти тебе. Ведь ты клятвенно утвердил Богдана своим наследником. Держи его при себе.

— Прежде всего, я его научу хранить тайны, — сказал с улыбкой князь.

Княгиня Войкица, сомкнув веки, вздохнула. Господарь сжал ее руки.

— Будь покойна, княгинюшка. Решения мои неизменны. Сын твой будет воеводствовать надо всем, что я ему оставлю, и порадует тебя, когда меня уже не будет. А пока что приноси мне утром и вечером лекарево снадобье. Отведай и сама — ибо в нем чудодейственная сила. И убери его — мне оно не надобно. Ты сама лучшее лекарство для меня. Коли будешь делать так и не пожелаешь знать больше того, что тебе положено, — и я буду спать спокойней. Только закукует по весне кукушка — возьму к себе твоего сына и познакомлю его с дорогами в Лехию.

— Опять начнется война и погибель?

— Будь разумной, Войкица, — ласково шепнул господарь, лаская ее лоб, коль уж дано тебе быть государыней и родить сына, коль хочешь видеть его князем — то должна уразуметь, что он не может знать иного ремесла, чем то, которое ему положено по сану. Заберу его у тебя, дабы любила его побольше, а меня поменьше. Нет нужды говорить и слез понапрасну не лей. Отведай зелья и знай, что я больше тебя люблю нашего сына. Но у тебя, как у всякой матери дня сегодняшнего, — я же думаю о завтрашнем дне и пекусь о нем неусыпно.

Княгиня вздохнула опять и скрестила на груди руки. Воевода-Штефан, делая вид, что глядит в потолок, следил за нею краем глаза. Она, как всегда, лукавила, думала все о своем; но он легко читал ее мысли. Штефан, сын Алексэндрела, живший в Царьграде — вот ее главная забота. Ее забота — узнать, кто среди радных бояр мог бы стать его сторонником. Ее забота — во всем охранять сына. Ее забота — видеть мужа бодрым еще некоторое время, покуда не оперился Богдан.

— Выпей, государь, оставшуюся половину зелья.

— На этот раз я тебя послушаюсь, княгинюшка. А потом помолчим, послушаем, как шумит за окном вьюга. Вот так же, как она, метались в заботах и дни мои. Но за непогодью приходит весна, и снова оперяются кодры. Испросим у господа мира для той поры, когда меня уже не будет.

Князь закрыл глаза. Княгиня слушала некоторое время шелест вьюги, затем склонилась над больным, но все еще несломленным телом мужа.

II

Когда закуковала в дубравах кукушка, а хлебопашцы, пересчитав овец и колоды, засеяли просо и яровую пшеницу, предвкушая, как они давно привыкли в княжение Штефана-Воеводы, новый изобильный год, вышло повеление чиновным людям в городах и боярам в вотчинах, собраться по зову господаря на обещанную ратную потеху в ляшскую землю. Собрались конные полки, и сучавский портар Лука Арборе повел их в Покутье. Случилось, однако, что в это же время поднялся и лихой охотник Альбрехт-круль, не ведавший покоя в погоне за утерянной славой и величием. Он тоже дожидался, чтобы дороги подсохли, дабы обрушить свой гнев на Молдавию.

В быстром броске окружит он со своими лучшими воинами логово, где старый зверь греет на солнце ноющие кости. Счастье охотника всегда прилетает внезапно, словно на крыльях ветра.

Так он и сделал: переправившись тайком через Днестр, ляшские отряды за один день достигли берегов Прута, а на второй уже жгли села под Ботошанами[129]. Однако прав был пан Мечислав Домбровский: зверь оказался куда опасней и свирепей, чем подозревали опрометчивые охотники. Легкая конница молдавского правителя была в Покутье — это правда. Но наемные Штефановы войска находились совсем в другом месте. По данному знаку сельские жители тоже собрались с топорами и косами у прутских бродов и лесных теснин. Быстрые отряды охотников подверглись страшному разгрому. Тысячи впряженных в плуги пленников вспахали окровавленную землю и забороновали желуди в том гиблом месте, названном впоследствии «Красные дубравы».

Вся Польша вопияла, возмущаясь не столько диким поступком молдаван, — ибо война не ведает законов, — сколько новым безумством Альбрехта. Тогда безмерный гнев и ярость короля обратились против жителей Республики, — словно они были повинны в неудаче охотника. Много злых и необдуманных дел совершил тогда король. Черную память оставила по себе в польской земле лихая година гибели шляхетства в Козминской пуще и плугарей, пахавших окровавленную землю. А король упивался злобой, каждодневно помышляя об ужасном мщении. Прав был седовласый воевода: охотник сей не ведал усталости. Теперь он искал новой рати и, дабы собрать ее, закладывал веницейским банкирам достояние короны.