Жизнь в балете. Семейные хроники Плисецких и Мессереров

«27 октября. 1968 г. Гавана.

Дорогой Алька!

Позавчера в Гавану приехал Морис Бежар со своей труппой ХХ век. Вчера я смотрел их генеральную репетицию. Я всегда думал, что балет отстает от других видов искусства — живописи, музыки и так далее. Но после увиденного вчера становится ясно, что и балет может подняться до уровня лучших картин и произведений наших дней. Это колоссально — то, что делает Бежар. Полное владение формой, богатейший хореографический язык, и во всем — тончайшее чувство юмора. Получил огромное удовольствие. Труппа небольшая — пятьдесят пять человек, но состав довольно сильный, и все всё танцуют, почти нет разделения на кордебалет и солистов.

Бежар пригласил меня давать класс его ребятам, пока труппа в Гаване. Уже дал два класса, ребята очень довольны. Некоторые из них занимались у Асафа, когда тот был в Брюсселе, и эти узнают „знакомый почерк“. Из их программы самое сильное — „Весна священная“ с великолепными массовыми сценами. Есть еще два интересных адажио. Одно называется „Эротика“ — его танцует сам Бежар, обладающий очень гибким и выразительным телом. В этом номере она — холодная, „кукольная“ красавица и он — чувственный уродец. Другое адажио — из „Ромео и Джульетты“, которую, к сожалению, не привезли целиком».

Разумеется, я тогда и представить не мог, что стану ближайшим помощником Бежара более чем на двадцать лет. Но так случилось, правда, спустя долгие годы. Друг друга из виду мы не теряли, да и гастрольная жизнь нас часто сталкивала. Я помню, мы совпали в Люксембурге, где всей труппой смотрели спектакли Бежара, а он в свою очередь приходил на наши выступления. И всякий раз он меня спрашивал:

— Ну, когда же ты приедешь ко мне?

Сотрудничество стало возможным, только когда закончился мой кубинский контракт и я вышел на творческую пенсию, которая полагается после двадцати лет сценической деятельности. Правда, и тогда я не сразу попал к Бежару. До него я успел поработать в Марселе с Роланом Пети.

Однажды в Марсель во время моего пребывания там приехал министр культуры Демичев, и мэр города Гастон Деффер на приеме очень хвалил меня и благодарил за вклад во франко-советское сотрудничество. Демичев тогда сказал мне, что рад услышать такую высокую оценку, и попросил связаться с ним по возвращении в Москву, что я и сделал. И действительно, он меня принял и поинтересовался моими пожеланиями. Я ответил, что хотел бы применить свой опыт в Большом театре. Демичев всецело поддержал мое стремление и пообещал, что так и будет. Потом он спросил, как у нас с жильем. Насчет жилья я промолчал, поскольку ясно понимал: два желания он не выполнит, а преподавать в Большом театре хотелось очень. Демичев позвонил своему заместителю, сказал: распорядитесь. Я вышел от него окрыленный, а потом с изумлением узнал, что моим планам не суждено было воплотиться в жизнь. Но все, что ни делается, как говорят, к лучшему. Шел 1978 год. На гастроли в Москву приехал Бежар, и вопрос о совместной работе возник снова. Поскольку как педагог в родном театре я не был востребован, меня выпустили в Брюссель. Так что судьба распоряжается иногда умнее, чем мы сами планируем. А у Демичева, конечно, надо было все-таки квартиру просить!