Жизнь Ван Гога

К началу июня Винсент полностью освоился в Овере. Он регулярно навещает доктора Гаше, который каждый раз приглашает его к обеду. Эти трапезы из четырех, а то и пяти блюд, слишком обильные по мнению Ван Гога, для Винсента тяжелая повинность. Но он безропотно покоряется ей, чувствуя, что эти завтраки, обеды и ужины доставляют удовольствие доктору, напоминая былые трапезы в кругу семьи. Каждый раз, навещая доктора, Винсент пишет картину в его саду.

С первого же дня знакомства доктор Гаше выразил желание посмотреть работы Винсента. Он пришел в кафе Раву, поднялся по узкой лестнице, ведущей в мансарду, и долго рассматривал картины, живописное богатство которых так контрастировало с монашеской бедностью маленькой каморки. Из слухового окна падал свет на автопортрет Винсента, на копию «Пиеты» Делакруа, на «Арлезианку», на новые полотна, которые теперь ежедневно — по одному в день — прибавлялись к старым холстам, точно талант художника бил неиссякаемым, щедрым ключом. Покачав головой, доктор Гаше прошептал: «Как трудно быть простым!» Для него, наперсника многих художников, который одним из первых оценил творчество Сезанна, сомнений нет: человек, который стоит перед ним в рабочей блузе, человек, только что вышедший из сумасшедшего дома, на лице которого выжгло свои следы безумие и житейские горести, — гений масштаба величайших мастеров.

Доктор и художник понимают друг друга с полуслова. Их взгляды на живопись полностью совпадают, и даже в их характерах, склонных к меланхолии и унынию, есть некоторое сходство. Винсент уверяет брата, что Гаше «такой же больной и нервный человек, как мы с тобой». Само собой, Винсент пишет портрет доктора Гаше. Он изображает его в белой фуражке[118]

и синем пальто с веточкой наперстянки, символизирующей болезни сердца, которыми усердно занимается Гаше. Доктор восхищен портретом, «он захлебывается от восторга», — пишет Винсент. Чтобы доставить доктору удовольствие, Винсент обещает написать для него второй вариант портрета

[119] и по просьбе Гаше повторить для него копию «Пиеты». Зато он надеется, что Гаше раздобудет ему модели. «Я чувствую, — пишет он брату, тронутый дружеским отношением доктора, — что он нас поймет и будет помогать в нашей работе от полноты души, без всякой задней мысли, из любви к искусству».

Доктор Гаше почти уверен, что припадки у Винсента больше не возобновятся. Навестив в Париже Тео, он даже заверил его, что его брат выздоровел. И в самом деле, Винсент чувствует себя превосходно. Он ложится в девять часов, встает в пять, ведет размеренный образ жизни и работает с увлечением. «Я гораздо уверенней владею кистью, чем до поездки в Арль», — пишет он. Но, несмотря на эту легкость, он снова, как, впрочем, и всегда, жаждет учиться. Он просит брата, чтобы тот как можно скорее прислал ему упражнения Барга «Рисунки углем», которые снова хочет копировать.

В воскресенье 8 июня в гости к Винсенту приехал Тео с семьей. Встречая родных на вокзале, Винсент принес в подарок ребенку птичье гнездо. Гнездо для художника — символ той «настоящей жизни», с мечтой о которой сам Винсент простился навсегда. Он еще в Арле понял, что ему на роду написано не знать иных женщин, «кроме женщин за два франка, предназначенных для зуавов». Но теперь по крайней мере Винсент живет поблизости от брата и его жены, и он удовлетворен этим скромным счастьем. Он постоянно беспокоится о своем племяннике, который растет хилым ребенком. Хорошо бы вывезти его в деревню. А что, если в этом году вместо традиционной поездки в Голландию Ио с малышом проведет некоторое время в Овере?

Винсент показывает брату и невестке свои новые владения — поля, поросшие «буйной зеленью» (какое раздолье для живописца!), кафе Раву (в семье Раву, которая состоит из отца, матери и двух дочерей, он живет теперь, как у родных). Все члены семьи глубоко уважают Винсента, им просто не верится, что их постоялец страдал приступами помешательства. Старшая дочь, шестнадцатилетняя Аделина, считает, что, хотя г-на Винсента не назовешь красивым, в нем много обаяния, к тому же он такой добрый и простой! Он ходит, чуть склонив голову набок в ту сторону, где у него нет уха, и, хоть он мало разговорчив, на его губах всегда играет полуулыбка. А младшая, Жермена, еще девочка, теперь не засыпает — ее вообще не так-то легко отправить в постель, — пока к ней не зайдет «г-н Винсент». Каждый вечер художник мелом рисует для нее игрушечного человека, и она каждый раз приходит в восторг, что все человечки разные[120].