Жизнь вдребезги

Время от времени моя очаровательная Элиан выпускала свои коготки. И, не без удовольствия, я отмечал этот признак ревности.

— Значит, я установлю за ним слежку, — решил я. — И буду держать вас в курсе.

— Зайду завтра утром, — сказала она. — Ваша расторопность хорошо известна. Уверена, что у вас будут уже какие–нибудь результаты!

Я поднял руку в знак протеста. Лесть раздражает меня, но ее комплименты были мне приятны. Жан–Клоду надо быть слепцом, идиотом, безумцем, чтобы игнорировать такую женщину! Я даже не посмел заговорить о задатке.

— Мне кажется, принято что–то платить, — добавила она.

— О! Допустим… сто франков, и не будем больше об этом, уважаемая мадам.

Внутренне я клял себя на чем свет стоит. Хорош же я был! Я небрежно скинул купюру и письма в ящик своего письменного стола и с совершенно непривычной живостью пошел открывать дверь. Уходя, она послала мне очаровательную улыбку. Я подождал, пока приедет лифт. Она издали продолжала подбадривать меня короткими, исполненными грациозности кивками головы. Наконец, махнув напоследок своей затянутой в перчатку рукой, она исчезла.

А теперь кто кого, Оберте!

Это стало моим боевым кличем. Бедненький, беззащитный Оберте, словно за ручку, повел меня к своей красотке. В двенадцать с четвертью он вышел из своего офиса. Он оказался выше, шире, тяжелее, чем я полагал. И наивнее тоже. У него было славное, бесхитростное лицо человека с чистой совестью. Бедный малый! Мог ли он догадаться о слежке? Продолжая следовать за ним по Елисейским полям, я пытался представить себе их совместную жизнь. Она — капризная, недовольная, всегда испытывающая недостаток внимания, уважения, предупредительности, ласки; он — с головой в своих делах и, вероятно, думающий, что деньги являются осязаемой формой любви, что они освобождают от всего остального. Мы вышли на проспект Франклина Рузвельта. Он шагал быстро, пошел еще быстрее. Вихрем влетел в один шикарный ресторан, название которого не имеет значения. Моя расходная статья сильно возросла. «Она» — та, что ожидала его, — была здесь. Я выбрал столик перед большим зеркалом, которое предательским образом показывало мне их.

Я бы побился об заклад, что она брюнетка, волосы лежат на затылке узлом с черной бархатной лентой, бледные щеки, глубокий взгляд, а он суетился, как все они делают, — строил из себя важную персону, щелкая пальцами, подзывал к себе метрдотеля. Совершенно очевидно, что здесь он эдакий бизнесмен, человек, приводящий все вокруг себя в движение, который, высвободившись наконец на часок, встречается не просто с подружкой! Это серьезная, вдумчивая партнерша, которая знает, что жизнь — трудная борьба, и которая подбадривает пожатием руки, просто взглядом того, кто станет для нее дороже всех. Ну, что я говорил! Вот! Ладонь на ладони в ожидании черной икры. Прекрасно! Я тоже успел сделать изысканный заказ. Хороший стол — это моя слабость.

Они разговаривали без умолку. Сразу понятно, что их связь длилась больше месяца. Моя милая Элиан, какой хитрюгой она ни была, ошиблась на несколько недель. Нехорошо это! Оберте не доставлял себе больше труда скрывать что–либо. Он хорошо сидел на крючке, и это черноволосое чудо не выпустит лакомый кусочек. У меня сложилось впечатление, что она была куда сильнее этого бедного простофили. Отмечу для памяти, что «шатобриан» оказался просто шедевром. Таким вкусным, что я пообещал себе приложить силы к тому, чтобы помирить эту распавшуюся пару. Я сочувствовал Оберте!

Незадолго до трех часов он попросил счет. Я незаметно вышел и несколькими мгновениями позже пристроился следом за чародейкой. Она повела меня на улицу Понтьё и остановилась перед нарядным магазинчиком тканей. Из кармана она достала ключ и открыла дверь. Наверное, магазин принадлежал ей. Оберте богат… об их планах, ей–богу, не так уж трудно догадаться! Но дурачок оставит там свои перышки!.. Мне оставалось определить фамилию этой дамы. Еще проще было бы спросить об этом ее саму. Я вошел. Она встретила меня довольно прохладно. Я выглядел недостаточно респектабельно. Но чего она не знала, так это того, что я способен сыграть свою роль лучше, чем она. Я рассматривал ткани, находя их недостаточно красивыми. Она становилась все более и более обходительной. Она уже чуяла приятный запах денег. Я выбрал этот… как его?., который ужасно дорого стоил. Дал размеры трех вымышленных огромных окон. Она обещала мне счет к утру следующего дня.

— Если мне потребуется позвонить, — сказал я, — кого я должен…

— Мадемуазель Жанин Соваль, — ответила она. — Впрочем, я здесь одна.

Она записала мой адрес, и я получил право на ослепительную улыбку. Это был день улыбок. Я, увы, знал им цену, в моем возрасте сердце становится чувствительным. Достаточно пустяка, чтобы отогреть его. К себе я возвратился совсем молодцом.

На встречу Элиан пришла точно. В десять часов она позвонила в дверь.

— Ну как?

И приступила с расспросами, не успев даже сесть.

— В общем — да!

— Я была в этом уверена.

Я предоставил ей некоторые подробности и счел уместным поговорить с ней о сопернице. Она тут же оборвала меня: