Жизнь волшебника

Это открытие оказывается каким-то неоднозначным. Как его истолковать? Как отнестись при

этом к своей матери? Хотя понять её можно. Она ведь уже так привыкла к его недвижному телу,

которое приходится регулярно подкармливать какой-нибудь кашкой для поддержания

необходимого тепла. Кроме того, убирая из-под него, как из-под ребёнка, обмывая его, она

постоянно видит его таким застывшим, что её представление о нём как о живом человеке, мягко

544

говоря, могли и затушеваться. Если уж учёные мужи не догадывались о его возможной скрытой

жизни, то она-то и вовсе далека от того, чтобы предполагать у него какие-то мысли или чувства.

Какое же это благо, что мать постоянно разговаривает вслух. Вскоре всё разъясняется и с

цыплятами. Решение использовать сына в качестве инкубатора пришло к ней случайно, делать это

специально она не собиралась. Кто мог знать, что в одну ночь в курятник влезет хорёк и передавит

всех кур, включая и наседку на яйцах? А ведь куры для матери, да и для самого Романа –

кормилицы. И что теперь делать? Она стоит, мокрыми глазами смотрит на ещё тёплые яйца, из

которых на днях должны были проклюнуться цыплята, и не знает, как сохранить их тепло, их жизнь.

Осторожно перекладывает яйца в передник, прижимает к животу. Приходит в дом и какое-то время

сидит на кухне. А ведь надо посуду помыть, пол подмести, обед надо сварить. А что делать с

яйцами? Жалко остывающую жизнь, но не станешь же сидеть с ними целыми сутками. Кто ей

поможет? В дома она одна. Ну, не считая, конечно, неподвижного сына. А почему, кстати, не

считая? Почему бы не попросить помощи у него? Ну, хотя бы на то время, пока она все свои дела

переделает. А потом, закончив с заботами, подходит Алка к кровати Романа чтобы забрать яйца,

как обещала, да думает: «А зачем их забирать? Всё равно он просто так лежит…» Так у Романа и

появляется своё, важное для их семьи дело. Цыплята выводятся исправно. И это оказывается

удобным. Можно заложить и следующую партию. Цыплята ведь нужны не только им, но и соседям,

которые за них заплатят. Этот вредный хорёк, пока его не выловили, почти всех кур на полустанке

повывел. Соседки, иной раз навещающие её, даже не подозревают ни о чём. Алка содержит своего

сына хорошо – в чистоте и тепле. А цыплята выводятся наседками. Кому придёт в голову откинуть

одеяло и посмотреть?

А однажды в гости заглядывает старый географ Алексей Тихонович, из-за которого, по сути-то

Алка когда-то и осталась на полустанке «Брусничном». Приходит он с просьбой: в избе бы

побелить. Год назад учитель овдовел, и с той с поры стены его дома не видели кисти. А он привык

жить в чистоте.

– Вот такая у меня к вам великая просьба, Алла Николаевна, – говорит гость Алексей

Тихонович, специально ради такого разговора узнав её отчество. – Конечно, я вам заплачу, не

обижу. Пенсию, слава Богу, получаю исправно.

Алка ради такого редкого гостя ставит на стол самовар. Раздумывать-то здесь особенно не о

чём, подумаешь избу побелить. За день управится. А в обед домой сходит, чтобы за сыном

посмотреть, да накормить его.

Алексей Тихонович между тем осматривается в избе. Эх, какая хозяйка-то пропадает. . С

некоторой опаской смотрит и на кровать, где лежит её неподвижный сын.

– Как же у вас всё обихожено, – говорит он, желая как-то похвалить хозяйку. – Чистенько всё,

аккуратненько. А как вы за сыном-то ухаживаете. Вижу: он у вас вроде бы даже на крахмаленых

простынях лежит. Уж так заботливо вы к нему относитесь… Н-да… Не то, что как у Мопассана

описано. Ну, это писатель такой французский был. А я, знаете ли, люблю на пенсии классику

перечитывать. Так вот в одном небольшом произведении, название забыл, описал он, значит, одну

бессовестную французскую бабу, которая содержала кабачок. Представляете, её муж был такой

толстый, рыхлый. Так когда его хватил удар, эта баба заставила его куриные яйца своим телом

греть, чтобы он хоть какую-то пользу приносил. Причём все, кто ходил в кабачок, знали об этом и

даже ждали, когда же он цыплят выведет. А потом радовались все вместе. Вот вы только

подумайте – это до какого же свинства надо дойти… Вот уж французы так французы…

Алка смотрит на него, не замечая, что из её открытого рта вытекает чай. Потом спохватывается,

быстро передником стирает со стола. Но говорить после этого уже не может. Долго сидит,

уставившись в одну точку. Алексей Тихонович смотрит на неё, ничего не понимая. Что это с ней? И

чего он такого сказал? Наконец, Алка поднимается из-за стола, подходит к кровати сына,

поправляет уголок одеяла. Возвращается к столу и садится.

– Нет, Алексей Тихонович, не помогу я вам побелить, – говорит она. – Некогда мне. Нельзя его

одного оставлять…

Роман их разговора не слышит и про историю, описанную Мопассаном ничего не знает. Ему

достаточно и своей, совсем, совсем не французской. Ну ладно, случилось однажды так из-за

хорька – тут уж дело безвыходное. Ну, а дальше, когда дело встало на поток, на обеспечение

цыплятами всего полустанка? Как это понять? Роман много думает о матери. Трудно совместить

полюса этой женщины: с одной стороны – Библия и вера, пришедшая к ней извилистыми путями,